Кроме того, что женщин строже наказывают за старение, в нашей культуре люди в принципе менее терпимы к уродству в женщинах, чем в мужчинах. Некрасивая женщина не просто отталкивает. Женское уродство у всех вызывает некоторую неловкость — и у мужчин, и у женщин. В то же время многие черты или изъяны, которые считаются уродством на лице женщины, никого не беспокоят на лице мужчины. И я убеждена: это не просто потому, что эстетические стандарты разные для мужчин и женщин. Эстетические стандарты для женщин куда выше и рамки их куда у́же, чем для мужчин.
Красота как занятие женщины в этом обществе — это театр ее порабощения. Законную силу имеет только один стандарт женской красоты: молодая девушка. Мужчинам эта культура дает большое преимущество в виде двух стандартов: юноша и мужчина. Красота юноши напоминает красоту девушки. Для обоих полов это хрупкая форма красоты, которая расцветает естественным образом только в раннюю пору жизненного цикла. К счастью, мужчины могут принять себя и под другим стандартом привлекательности — когда они становятся тяжелее, грубее, плотнее. Мужчина не горюет, когда утрачивает гладкую, не тронутую морщинами и щетиной кожу юноши. Ведь он просто меняет одну форму привлекательности на другую — более темную кожу мужского лица, задубевшую от ежедневного бритья, со следами эмоций и нормальных возрастных линий. Для женщин нет эквивалента этому второму стандарту. Единый стандарт женской красоты велит им всегда сохранять гладкую кожу. Каждая морщинка, каждая линия, каждый седой волос — это поражение. Неудивительно, что юноша становится мужчиной без особых переживаний, тогда как даже переход от «девушки» к «молодой женщине» для многих сродни краху — всех женщин приучают желать продолжать выглядеть, как девушка.
Вовсе не хочу сказать, что не бывает красивых пожилых женщин. Однако для женщин всех возрастов их красота всегда определяется тем, насколько хорошо они сохраняют или симулируют моложавую внешность. Женщины-исключения, прекрасно выглядящие в шестьдесят, в основном обязаны этим своим генам. Позднее старение, как и привлекательность, обычно передается по наследству. И всё же природа редко дает столько, сколько требуют стандарты этой культуры. Большинство женщин, успешно избегающих проявлений возраста, богаты и имеют неограниченное время для ухода за тем, что им досталось от природы. Часто это актрисы. (То есть профессионалы, которым много платят за то, что всем женщинам приходится делать на любительском уровне.) Женщины вроде Мэй Уэст, Дитрих, Стеллы Адлер, Долорес Дель Рио не служат опровержением зависимости между красотой и возрастом женщины. Наоборот, ими восхищаются как раз потому, что они исключения, потому что им удалось (по крайней мере на фотографиях) обхитрить природу. Подобные чудеса, исключения, созданные природой (при помощи ловкости рук и социальных привилегий), только подтверждают правило, поскольку красивыми этих женщин делает именно то, что они не выглядят на свой возраст. Общество не оставляет в нашем воображении пространства для красивой старой женщины, которая выглядит как старая женщина, — женщины, которая, как Пикассо, в возрасте девяноста лет фотографируется на улице в своем поместье на юге Франции в одних шортах и сандалиях. Никто и представить себе не может, что такая женщина существует. Даже особые исключения — Мэй Уэст и прочие — всегда фотографируются в помещении, с умело расставленным светом, с самых выгодных ракурсов и всегда элегантно и полностью одетые. Предполагается, что более придирчивого рассмотрения они не выдержат. Идея, что пожилая женщина в купальнике может выглядеть привлекательно, или хотя бы приемлемо, просто немыслима. Пожилая женщина по определению отталкивает с сексуальной точки зрения — если только она не выглядит молодо. Тело старой женщины, в отличие от тела старого мужчины, по умолчанию считается телом, которое больше нельзя показывать, предлагать, обнажать. В лучшем случае оно может появляться на публике в костюме. Людям становится не по себе, когда они думают о том, что откроется их глазам, если маска с нее спадет, если она снимет одежду.
Женщины модно одеваются, носят макияж, красят волосы, сидят на диетах и делают подтяжку лица не просто для того, чтобы быть привлекательными. Для них это способ защитить себя от глубокого неодобрения в свой адрес, неодобрения, которое может принять форму гадливости. Двойной стандарт старения превращает жизнь женщины в бесконечное приближение к состоянию, когда они не просто непривлекательны, а отвратительны. Глубочайший страх жизни женщины представлен Роденом в скульптуре Старость (Та, которая была прекрасной Ольмер): обнаженная пожилая женщина сидит и обреченно рассматривает свое плоское, обмякшее, пожухлое тело. Старение для женщины — это процесс превращения в нечто неприличное с точки зрения сексуальности, ведь обвисшая грудь, морщинистая шея, рябые руки, редкие седые волосы, торс без талии и ноги с выступающими венами воспринимаются как что-то омерзительное. В самых мрачных фантазиях мы можем вообразить себе, как эта трансформация происходит в мгновение ока — словно в конце Потерянного горизонта, когда девушку выносит на руках из Шангри-Ла ее возлюбленный, и она за считаные минуты превращается в высохшую, жуткую старуху. У нас нет подобного кошмара о мужчинах. Поэтому как бы мужчины ни заботились о своей внешности, эта забота никогда не будет носить такого отчаянного характера, как у женщин. Когда мужчина одевается по моде или даже использует косметику, то ожидает от одежды и макияжа не того, чего от них ожидает женщина. Лосьон для лица, духи, дезодорант, лак для волос — для мужчины это не маскировка. Мужчины, будучи мужчинами, не испытывают потребности бороться с осуждаемыми признаками старения, избегать преждевременной утраты сексуальности, прятать свой возраст как что-то неприглядное. Мужчины не подвержены тому едва скрываемому неприятию, с каким культура относится к женскому телу — если оно не гладкое, юное, упругое, без запаха, без изъяна.