Неподалёку стоял Лесп и чистил иглы в котелке с водой. У него выдался тяжёлый рабочий день – в конце смены он набил две или три клановые татуировки. Невзирая на уставшие глаза, он продолжал готовить иглы, чтобы те были чистыми перед последующей работой. Лесп – редкостный работяга. Казалось, будто он торопится нанести все танитские татуировки, пока не забыл их. Дорден часто гадал, куда же Лесп будет их набивать, если у танитцев не останется свободного места на коже.
Юноша во сне дёрнул ногой. Дорден подошёл удостовериться, всё ли у Брина в порядке.
Вдруг открылся откидной борт, и внутрь из мрака вошёл мокрый от дождя Роун. Капли на волосах и плаще сверкали, словно бриллианты. Дорден вскочил с места, а Лесп собрал свои вещи и поспешил убраться подальше.
– Майор.
– Док.
– Чем могу служить?
– Просто совершаю обход. Всё в порядке?
Дорден кивнул:
– Без происшествий.
– Хорошо, – ответил Роун.
– Смеркается, – сказал Дорден, когда майор собирался уходить.
– Точно.
– Вам не кажется, что группа зачистки задерживается? – спросил Дорден.
– Немного, – пожал плечами Роун.
– И это вас не беспокоит?
Роун улыбнулся.
– Нет.
– И когда же вы начнёте волноваться? – поинтересовался Дорден.
– Когда окончательно стемнеет, и их официально признают пропавшими без вести.
– До этого может пройти немало времени. И к тому моменту уже будет поздно мобилизовать силы для их поисков, – заметил Дорден.
– Что ж, по крайней мере, мы должны обязательно дождаться утра, – ответил Роун.
Дорден взглянул на него и провёл рукой по лицу.
– Как думаете, что с ними стряслось? – спросил он.
– Понятия не имею, – молвил Роун.
– Тогда на что вы надеетесь? – задал вопрос Дорден.
– Сами знаете, – ответил майор улыбкой, больше похожей на оскал, в которой не было ни капли теплоты. Словно сухая гроза. Дорден глотнул немного настоя.
– Мой вопрос заключался в том, как потеря двух старших офицеров командного состава скажется на будущем Первого и Единственного?
– Увольте, док, – молвил Роун, – никакой катастрофы здесь нет. Так бывает. Скорее всего, что–то их там задержало.
– А если нет?
Роун пожал плечами.
– Тогда, как вы и говорили, это станет чудовищной трагедией. И всё же нам придётся жить дальше. Танитцам уже не впервой, правда, док?
Истощённые и отчаявшиеся призраки Косдорфа шли на них сквозь останки зданий. Их нужда и голод взяли верх над осторожностью. Они появлялись из пришедших в негодность дверных проёмов, таращились сквозь пустые глазницы окон, выползали из пересохших водостоков и материализовались из–за гор обломков. Косдорфцы палили из оружия и стенали хриплыми, жалостливыми голосами.
Дождь ещё сильнее сгустил сумерки, и во мраке дульные вспышки казались догорающими угольками.
Танитцы сбились в кучу и слаженно отстреливали противников, отступая по территории завода к архиву данных.
Там они впервые понесли потери. Одного из солдат задел вражеский огонь, отчего тот внезапно застыл, будто его оглушили, а затем обмяк и упал, даже не пытаясь защититься руками от удара о плитку. К нему подбежали товарищи по оружию и оттащили в укрытие, но по безвольно дрыгающимся ногам Гаунт понял, что танитец мёртв. Кровь пропитала гимнастёрку солдата, а следы от волочения напоминали растёкшееся чёрное стекло. Пролилась первая кровь.
Гаунт не знал имени погибшего. Он попросту не успел с ним познакомиться. Комиссар возненавидел себя за промелькнувшую на миг мысль, что одним возмутителем спокойствия стало меньше.
Гаунт крепко упёр приклад лазвинтовки Каффрана в плечо и огрызался одиночными выстрелами, хотя ему ужасно хотелось перейти в автоматический режим.
Их встретил просторный вестибюль архива данных, чья стеклянная крыша ныне обрушилась наземь. Сквозь неё лил дождь, и каждая его капля отражала свет. Неупокоенные духи Косдорфа заняли галерею наверху и обрушили огонь на танитцев: из столешницы письменного стола, где когда–то заседал почтенный регистратор, разлетались щепки, а ряды украшенных латунных будок, где схолары и гностики искали запрашиваемые данные, покрылись засечками и вмятинами. Огонь перемалывал плитку на полу, а изысканные гравюры на стенах изуродовали выбоины и ямочки.