Крестная смерть есть высшее проявление бездонной, безмерно изливающейся — даже до самых глубин падения нашего и оставленное нашей [99], до пропасти смерти — любви Божией [100]. И Он заполнил пропасть смерти: «Смертию смерть поправ» … Почему это было нужно? Разве не мог человек меньшей ценою быть спасенным? — Но разве можно Любви ставить такой вопрос? В том и любовь Божия, что она не считает, а дает себя безгранично, в том и ее превозмогающая сила. «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши». Как Бог «не мерою дает духа», так не мерою изливается вечный избыток Божественной любви. «Снисхождение к уничиженному есть некий преизбыток», говорит Григорий Нисский («Большое огласительное слово», XXIV) Это есть то, что Апостол Павел называет: «всякое познание превосходящая Любовь Христова» ((την νπερβάλλονσαν τής γνωσεως άγαττην τον Χριστοί — Еф. 3.19). Он увидел нас страдающими и пришел разделить наши страдания. Из Христа сострадающего вырастает осмысление всем нашим страданиям. Для чего же Он это сделал? Чтобы примирить нас с Богом. «Мы посланники от имени Христова», говорит Апостол: «и как бы сам Бог увещевает чрез нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 Кор. 5. 20) [101]. Мы отвернулись от Бога. Единственная сила, могущая растопить и согреть наши окаменевшие сердца, есть бесконечная, не знающая границ любовь Божия, выразившаяся в вочеловечении Сына Божия, в Его страдании и смерти ради нас [102].
… «Распятого же за ны при Понтийском Пилате».
Но это — одна сторона искупительного подвига Христова: бесконечная любовь Божия, снизошедшая к нам, бесконечное «снисхождение». Это — сторона Божия в деле искупления, это — Божие дело. Но есть и человеческая сторона, ибо дело искупления есть дело богочеловеческое. Смысл творения в том, чтобы тварь добровольно восходила к Творцу. Нужно было свою волю отдать Богу, чтобы замкнулся круг творения: от Бога опять к Богу. И это должен был сделать человек. Поэтому, Григорий Нисский напр, (и другие отцы), называет человека первосвященником мира. Но человек пал и с тех пор, став своим центром, не мог уже воли своей предать Богу, не мог проявить послушания. И вот, высшее отдание воли своей, совершенное отдание воли Своей Отцу — эту высшую степень религиозного пути, которая была недоступна падшему человеку, не могущему своею силою отказаться от своего греховного «я», от грехов самоутверждения — это высшее отдание Своей воли Отцу совершил человек Иисус Христос, Он же — Сын Божий: «Послушлив быв даже до смерти, смерти же крестной» (Флп. 2. 8). Поэтому, и жертва Его есть жертва благоприятная Отцу: «Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Отцу, в благоухание приятное» (ets οσμήν ευωδίας — Еф. 5, 2).
Это есть то, что обозначается, как примирение Бога с нами. Примирение это — в том, что через послушание Сына Божия стали мы опять способны вступить в общение жизни с Богом. Ибо послушанием Сына Божия и мы стали послушны. Его послушание даже до смерти и есть искупление за грехи наши, жертва умилостивления: «Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1 Ин. 2. 2; ср. 4, 10; Рим. 3. 25; Евр. 2.17).
Ибо без послушания Богу, без отдания воли нашей Богу, без благодатного возрождения нашего как могли бы мы воссоединиться с Богом, т. е. сделаться причастниками Вечной Жизни? Так как, ведь, без Бога мы в смерти. Смерть и страдание и есть отдаление от Бога; это не есть внешнее наказание, это есть состояние оторванности от Бога. Как же мы могли бы воссоединиться с Богом, не будучи послушны Ему, не соединяя с Ним воли своей? Это было бы внешнее соединение, это было бы нарушение Правды Божией, ибо нарушение нашей свободы. Правда Божия требует свободного обращения к себе — через послушание. Всякое насильственное, внешне механическое приведение к Богу есть нарушение Правды Божией. Без внутреннего перелома, без возрождения человек не мог вернуться к Богу. И вместе с тем он не имел уже сил вернуться к Богу. Сие совершил Сын Божий — делом послушания, всей жизни Своей и высшим проявлением послушания, венцом его проявления — крестной смертью Своею. В этом — примирение наше с Богом во Христе («Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою и давшего нам служение примирения», — 2 Кор. 5. 8).
Оттого, что Его послушание стало нашим послушанием («Как в первом Адаме мы оскорбили Бога, преступив Его заповедь, так во втором Адаме мы примирились, быв послушны даже до смерти», пишет Ириней Лионский [103]); оттого, что Его праведность стала нашей праведностью. В этом — мистическая сторона нашего искупления. Мы стали «членами тела Его, от плоти Его и от костей Его». Он — Лоза, а мы — ветви. Он живет в нас: «Христос — жизнь ваша»; «живу уже не я, но живет во мне Христос». Ибо жизнь наша есть непрерывное участие в кресте Его и в прославленной жизни Его: «Всегда носим мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей». Наши страдания суть участие в Его страданиях.
99
Ср: у Григория Нисского: «Когда Он оставлен был Отцом на кресте, то изображал тогда наше состояние ; Онъ называется и есть человек, чтобы освятить Собою людей, сделавшись как бы некою закваскою для всей массы, и все осужденное избавить от осуждения ». Ср. и у Оригена (Толкование на Пс. 21) : «Боже мой, Боже мой! векую оставил мя еси ? » — это изречение Господа выражает наше страдание ; мы прежде были покинуты и презренные, а теперь мы опять приняты и спасены страданием Того, Кто выше страданий, когда Сей принял на Себя нашу немощь и грех ». И Григорий Богослов пишет : « Он с нами жаловался на кресте, что Бог Его оставил » (« Слово о Боговоплощении » IV. — Творения, русск. перев,. 111,83).
100
Афанасий Великий замечает о словах «Боже, Боже мой ! векую оставил мя еси?» «Эти слова произносит он от нашего имени, ибо «зрак раба приим, в подобии человеческом быв, и образом обретеся яко человек» (Флп. 2.7).
101
Митрополит Филарет Московский так говорит в своем «Слове на Великий Пяток» (1816 г. : «О любви Божией, явленной нам во Христе Распятом») о кресте Господнем : «Вот, христиане, и начало, и середина, и конец креста Христова — все одна любовь Божия ! Как в чувственном сем мире, куда ни прострем взор — к Востоку, или Западу, к Югу, или Северу, — всюду зрение упадает в неизмеримость неба, так и в духовной области тайн, по всем измерениям креста Христова, созерцание теряется в беспредельности любви Божией».
102
Пробудить в нас любовь, сделать нас участниками Божественной любви —• вот, поэтому, цель Его снисхождения. Так, напр., пишет о том, что Бог послал к нам Единородного Сына Своего, автор древнехристианского «Послания к Диогнету» (памятник середины 2–го века): «О, какой радости исполнишься ты, когда познаешь Отца: Как возлюбишь Того, Кто столько наперед возлюбил тебя! Когда же возлюбишь, то сделаешься подражателем Его благости» (Гл. 10). Ириней Лионский пишет: через искупление «в нас насаждено. полнейшее повиновение и любовь к нашему Освободителю. Ибо Он освободил нас не для того, чтобы мы отступили от Него…, но чтобы, получив Его милости, более любили Его» (Кн. IV, с. 13, 53). Ср. также замечательную книгу П. Светлова «Значение креста в деле Христовом», Киев 1893, из которой заимствованы некоторые из цитат.
103
Кн. V, 16.3 ; срв. V, 17,1 : «Он своим послушанием исправил наше непослушание ». Кн. III, с. 18.16 : « Христос был человек подвизавшийся за отцов и чрез послушание прекративший непослушание ; ibid. § 7 : «Как через непослушание одного человека… многие согрешили и потеряли жизнь, так надлежало, чтобы через послушание одного человека многие получили оправдание и спаслись ».