- Времена меняются, Джон. Я изменился.
- Но я — нет. - Джон вытянул руку. - Посмотри. Она не дрогнет. Никаких колебаний с моей стороны. Никакой двойственности, никакого нытья. Ты — как ложка дегтя, которая все портит, извини за клише.
Уокер отшатнулся, с пародийным ужасом.
- Так что ты собираешься сделать, избавиться от меня?
- Вроде того.
Уокер нерешительно улыбнулся.
- Ты шутишь. Думаешь, если заткнешь мне рот, это тебе поможет?
- Не вижу, почему нет.
- Как насчет Саттона?
Джон в упор посмотрел на него. Уокер побледнел.
- О, черт, что ты сделал?
- Застрелил его, - сказала я, повысив голос. Я достигла вершины холма, где совершенно негде было спрятаться. Они точно меня заметят, так что я решила, что могу подключиться к беседе. В ту же секунду Уокер узнал меня. Джон соображал медленнее.
- Кто это?
Я подошла ближе.
- Кинси Миллоун. Ваша одноклассница. Ты меня, наверное, не помнишь, но я тебя помню.
У меня в руке был пистолет. Я его ни на кого не наводила, но подумала, что он все равно даст эффект.
- Это дело тебя не касается, - сказал Джон.
- Касается. Майкл Саттон был моим другом.
Он первый раз заметил пистолет в моей руке и кивнул.
- Эта штука заряжена?
- Ну, я бы выглядела глупо, если бы нет.
Джон небрежно достал из кармана пистолет и навел на меня.
- Убирайся отсюда, пока я тебя не застрелил.
Я состроила физиономию, которая, надеюсь, выражала смирение и сожаление.
- Извини, что поднимаю шум, но моя точка зрения такая. Могу поспорить, что Саттон был единственным в твоей жизни, кого ты убил намеренно и хладнокровно. Мне, с другой стороны, приходилось убивать неоднократно. Не могу назвать точное число. Я стараюсь не считать, потому что это заставляет меня выглядеть как злодейка. А я не злодейка.
- Да пошла ты...
- Я не хочу показаться расисткой, но то, что здесь у нас делается, называется «мексиканская ничья».
Он улыбнулся. - Верно, вопрос только в том, кто из нас выстрелит первым.
- Вот именно.
Я выстрелила в его правую руку. Пистолет взлетел и приземлился в траве. Уокер подпрыгнул, а Джон закричал от боли и упал на землю. Я могла показаться хорошим стрелком, но правда была в том, что он находился не больше, чем в пяти метрах, так что особое мастерство не требовалось. Наводи и жми на курок, чего уж проще.
- Боже мой, - сказал Уокер. - Ты подстрелила парня!
- Это он говорил о том, чтобы выстрелить первым.
Я достала из сумки носовой платок и наклонилась, чтобы поднять пистолет Джона. Аккуратно завернула, чтобы сохранить отпечатки.
Джон перевернулся и встал на колени. Он наклонился вперед, почти касаясь головой земли, и схватил свою простреленную правую руку левой. Он смотрел, как течет кровь, с серым лицом и учащенным дыханием.
- С тобой все в порядке, - сказала я ему и повернулась к Уокеру. - Дай мне твой галстук, и я сделаю жгут.
Уокер дрожал, его руки тряслись, он с трудом развязал узел галстука и протянул его мне.
Джон не оказывал никакого сопротивления, я сделала скользящий узел и закрепила галстук вокруг его руки. Это только в кино плохие парни продолжают стрелять. В реальной жизни они садятся и ведут себя хорошо.
- Не могу поверить, что ты это сделала, - сказал Уокер.
- Он тоже.
- Мы не можем оставить его здесь без помощи.
- Конечно, нет. - Я протянула ему ключи от машины.
- Мой «мустанг» стоит внизу. Поезжай на ближайшую станцию обслуживания, позвони в полицию и расскажи, где нас найти. Заодно попроси прислать скорую. Я подожду здесь с твоим дружком, пока ты вернешься.
Он взял ключи и помедлил, глядя на меня.
- Ты спасла мне жизнь?
- Более-менее. Как насчет чистой и трезвой жизни? Это тяжело. Собираешься продолжать?
- Все замечательно, - сказал он смущенно. - Я продержался десять дней.
Я протянула руку и сжала его плечо.
- Молодец.
ЭПИЛОГ
Джон Корсо нанял адвоката с пятизвездочной репутацией, который занят подготовкой его дела, рассылая ходатайства направо и налево и трубя в прессе о желании клиента выложить перед судом все факты, чтобы очистить свое имя.
Это вряд ли. Когда дело дойдет до суда, он, несомненно заявит, что Уокер был главарем и сознался только для того, чтобы спасти свою задницу. Дело будет тянуться годами. Суд займет недели, и будет стоить налогоплательщикам целое состояние. И кто знает, может быть, в конце концов, сбитые с толку и обведенные вокруг пальца присяжные вынесут решение в пользу защиты. Такое случается сплошь и рядом.
Что касается Уокера, отпечаток пальца на письме с требованием выкупа оказался его.
Хершел Родес работает над делом, в котором он признает вину в похищении ради выкупа и непреднамеренном убийстве, с другими обвинениями в придачу. В обмен на добровольное признание, смертная казнь, скорее всего, ему не грозит. Однако, учитывая то, что он виновен еще и в убийстве посредством автомобиля, вождении в пьяном виде и бегстве с места преступления, сроки его заключения будут суровыми — от двадцати пяти лет до пожизненного, но с возможностью условно-досрочного освобождения... быть может.
Уокер сказал, что он никогда не знал, где Джон похоронил Мэри Клэр, а Джон, разумеется, отказался признаться в чем-либо. Через три недели после инцидента в парке судья выдал ордер на обыск. Сержант Петтигрю привез свою собаку, Белл, к дому Джона. Она бегала, принюхиваясь, вокруг дома, пока не остановилась у водогрея у задней части гаража.
Водогрей был установлен на бетонной подставке и окружен вылинявшей оградой с дверцей на петлях. На наклейке на боку водогрея были написаны имя сантехника и дата, когда агрегат был установлен. 23 июля 1967. Когда вскрыли бетон, под ним, на глубине полутора метров, нашли тело Мэри Клэр, свернувшейся в своем последнем сне.
Вместе с ней Джон похоронил пятнадцать тысяч маркированных долларов, так и лежавших в спортивной сумке. За годы почвенная влага превратила их в кашу.
Половина жителей Санта-Терезы пришли на похороны Мэри Клэр, включая Генри и меня.
Что касается семейного сбора Кинси на Мемориальный день, я там тоже побывала, в сопровождении Генри, для моральной поддержки.
Бабушка сидела в инвалидном кресле, во главе принимающей стороны. Даже на расстоянии я заметила, какой хрупкой она была. Она была старой, не такой, как Генри и его братья, а немощной и маленькой, легкой и костлявой, как старая кошка.
Я ждала своей очереди, и когда подошла к ней, ее слезящиеся голубые глаза расширились от удивления, а рот сформировал идеальное О, а потом разошелся в улыбке. Она сделала нетерпеливый жест, и мои кузины, Таша и Лиза, помогли ей встать. Она стояла, покачиваясь, и смотрела на меня, со слезами на глазах. Она нерешительно протянула руку и погладила меня по щеке.
- О, Рита, дорогой ангел, спасибо, что пришла. Я ждала все эти годы, молилась, чтобы ты вернулась. Я так боялась, что умру и не увижу тебя.
Она коснулась моих волос.
- Такая же красивая, как всегда, но что ты сделала со своими чудесными волосами?
Я улыбнулась.
- Они мне мешали, и я подстриглась.
Она погладила меня по руке.
- Я рада, что ты это сделала. Ты хотела подстричься на свой первый бал, и как же мы тогда поссорились. Ты помнишь это?
Я покачала головой.
- Ни капельки.
- Теперь не имеет значения. Ты идеальна такая, как ты есть.
Она оперлась на меня, оглядываясь по сторонам.
- Я не вижу твою малышку. Что с ней случилось?
- Кинси? Она теперь уже взрослая.
- Могу себе представить. Какой чудесной крошкой она была. Я сохранила для нее несколько твоих безделушек. Ты думаешь, она когда-нибудь приедет ко мне? Я была бы так счастлива.
Я положила свою руку на ее.
- Я не удивлюсь, если она это сделает.