– Я думаю, переход в мир фейри разрушил оставшиеся следы этих чар, таких же старых, как и сама магия. Подобные вещи недолговечны. Ему пришлось связать их с кровью твоей матери, чтобы чары распространились и на тебя. – Она делает глоток уже остывшего чая. – Я последовала за ней, когда он отослал ее. С тобой. Я была нянькой Эммалин, растила ее с малых лет. Я не могла отпустить ее одну.
– Подожди, – перебивает Элли. – Значит, ты одна из них? – спрашивает она Грэн.
В глазах пожилой женщины мелькает горечь, и она качает головой.
– Нет. Обычная человеческая служанка. Я долгое время прислуживала при дворе.
Меня вдруг осеняет внезапная догадка, и я рефлекторно сжимаю руку Элли. Она пытается уследить за ходом моих мыслей, и тут ее внимание привлекает последний недостающий фрагмент пазла. Он встает на место, и ее глаза расширяются от понимания. Взгляд перемещается на Грэн.
– А что насчет меня? – спрашивает тихо. А затем повторяет вопрос снова, уже громче, пока Грэн безучастно смотрит на нее: – Что насчет меня?
– Я… ты была… – Она запинается. Элли умоляюще смотрит на нее, и какое-то время Грэн продолжает молчать.
Мое сердце болит за Элли. Мы никогда не задавали вопросов. А в те редкие моменты, когда мы все же спрашивали, нам отвечали, что родители Элли умерли. «Господи, мы были так доверчивы». Это была ошибка. Мы не должны повторять ее.
Губы Грэн сжимаются в тонкую линию, и в ней поселяется решимость.
– Ты была подменышем. Когда они похитили тебя, ты была совсем юной, и они сохранили тебя такой. На самом деле после нашего отъезда потребовалось некоторое время, чтобы ты начала меняться.
Элли бледнеет.
Грэн напрягается, и ее пальцы переплетаются между собой, руки соединяются, словно она хочет помолиться.
– Ты долгое время была фавориткой Благого Двора. Когда я уезжала, то забрала тебя с собой.
Тело Элли словно застывает.
– Почему ты привела меня сюда? – тихо и осторожно задает она вопрос.
Мое сердце разрывается, и больше всего на свете я хочу, чтобы Грэн солгала. Потому что, судя по всему, она собирается сказать совсем не то, что Элли хочет услышать.
Нужно отдать ей должное, в голосе Грэн звучит запоздалое раскаяние, когда она отвечает:
– Ты чертовски хорошо умеешь находить вещи – находить людей. Если бы ты осталась там, наши поиски были бы лишь делом времени.
Элли всхлипывает и съеживается на своем месте.
– Хватит, – требует она. Грэн смотрит на меня, приоткрыв рот, и я удивляюсь, как проживший столько лет человек может быть столь бесчувственным. Элли сползает со своего стула на пол и кладет голову мне на колени. Я нежно провожу пальцами по ее короткостриженым волосам. Мне хочется любыми способами облегчить ее боль.
Она с жалостью смотрит на меня.
– Мне срочно нужно сладкое, – шепчет она. Я прикасаюсь рукой к лицу Элли. Иногда я забываю, насколько она маленькая. Все в ней такое громкое, такое внушительное. Забываю, какая она хрупкая под всей этой боевой раскраской и поведением.
Я высвобождаюсь из ее рук. Она сворачивается клубочком у стойки, а на ее колготках появляется новая стрелка.
– Что случилось после того, как мы ушли? – интересуюсь я у Грэн, открывая дверь в кладовую.
Голова Грэн опускается, когда она говорит:
– Он истребил весь свой род. Всех до единого Неблагих сидхе. Он выслеживал их одного за другим.
Элли не поднимает глаз, но я вижу дрожь, прокатившуюся по ее телу. Я не виню ее.
Я перебираю коробки на полке и достаю упаковку из фольги.
– Клубничное, Эль?
Она стонет под столом.
– Почему ты всегда пытаешься накормить меня фруктами?
Порыв воздуха вырывается из носа, и это самое малое, что я могу сделать, чтобы заставить ее улыбнуться.
– Тогда шоколадное. – Она поднимает в воздух маленький кулачок. – Что дальше, Грэн? – спрашиваю я, переключая свое внимание на нее, пока загружаю «поп-тартс» в тостер.
Грэн ерзает на месте.
– Его народ отвернулся от него. Они имели на это полное право. А его первый рыцарь убил его и захватил трон. – Она фыркает. – Я сожалею о потере твоего отца, – подчеркнуто формально говорит она.
Я отмахиваюсь от нее.
– Почему он ополчился против своего народа? – Безумный король, мой отец. Он был злодеем во всех наших выдуманных играх.
Грэн качает головой.
– Никто не знает. И твоя мать всегда задавалась этим вопросом до того, как перестала быть собой.
– Получается, он не всегда был сумасшедшим?
– Он всегда был частью Неблагого Двора, – говорит она так, будто речь идет о чем-то грязном. Если мой отец – Темный король, то кем тогда являюсь я? Выражение ее лица и голос смягчаются.