Сирена на ходу слегка подвигала кормой, словно поощряя самца. Тот завелся по-настоящему. Да и кто бы не завелся на его месте? Он даже позволил себе бросить в мою сторону мгновенный косой взгляд. Наверное, решил, что я слабак, не способный как следует удовлетворить свою бабу.
Тем временем вся паства забилась в Храм, и ЕБ закрыл металлические врата. Какое представление ожидало нас сегодня? Его Бестелесность непредсказуем, неистощим и многообразен в своей изобретательности. Поэтому я всякий раз с нетерпением ожидал зрелищ и проповедей. Они не повторялись, хотя порой отдавали дурным вкусом и патологической жестокостью. Но ведь это всего лишь интерпретации человеческих проявлений, не так ли? Зачем же стесняться и воротить нос от самих себя? Тем более что мы живем такой скучной и однообразной жизнью. Сборища в Храме – хоть и у-Богое, но все же развлечение.
Например, я любил смотреть, как…
5
Свет начал меркнуть. Воцарились желтоватые сумерки с гнильцой, а затем все утонуло в пепельном закате. Набухала жирная черная тьма. Раздалась органная музыка – мрачная и величественная. Она достигла оглушительной громкости. На несколько секунд наступил полный мрак. Сквозь идеальные стыки металлических плит не просачивалось ни единого лучика света. На протяжении этого времени мощный звук выдавливал из меня остатки суетных мыслей и побуждений. Я растворялся в темноте…
Под конец краткой прелюдии стало казаться, что свет никогда не вернется, что мы навеки заперты в огромной металлической могиле. Здесь нам предстоит задыхаться, и пожирать друг друга, и медленно сходить с ума…
Но вот трепетно забилась искусственная зеленоватая заря. Лазеры, не иначе. Мы с Сиреной и плюгавым совратителем оказались примерно в шестом или седьмом ряду. Прелюбодей прижимался к моей жене все теснее и даже запустил руку ей между бедер.
Удивляюсь я этим уродам. Как они умудряются при подобных обстоятельствах сохранять эрекцию! Их не возьмешь ни органным ревом, ни спецэффектами. ЕБу давно следовало бы объединить прелюбодеев с Гильдией идолопоклонников.
Наш ненасытный мужчинка уже нащупал застежку комбидресса и, повозившись с нею, обнажил упругие телеса Сирены. Он делал это медленно, осторожно и с упоением. Я восхищался его настойчивостью. Если бы ему удалось осуществить задуманное здесь и сейчас, он мог бы получить поощрение и высоко подняться в иерархии Гильдии. Или даже претендовать на перевод в касту жрецов ЕБа.
Сирена слегка выгнулась, будто приглашая его в себя, но на самом деле ее мощный круп не оставлял жалкому стручку прелюбодея никаких шансов. Бедняга перевозбудился от сухого трения и был близок к оргазму, когда элегантный «хвостик» Сирены вдруг увеличился в размерах и обрел подвижность. На его конце обнаружилась воронкообразная присоска…
На дальнейшее можно было не смотреть. Для мужчины впечатления пренеприятнейшие. Даже меня передернуло, когда раздался еле слышный чавкающий звук, а затем короткий хруст. Прелюбодей дико завизжал.
Я застыл с невинной рожей, глядя на потрясающей красоты голограмму, которую явил нам ЕБ. Думаю, что личико Сирены тоже выражало в эти мгновения исключительно религиозный восторг. Убийца, стоявший справа от меня, и бровью не повел, хотя я уловил мощный выброс запаха.
Короче говоря, один только прелюбодей выдал себя воплями и движениями. Но после того, что с ним приключилось, сохранять покой могла бы лишь статуя (на разных горизонталях Монсальвата я видел множество статуй с обломанными конечностями и отбитыми фиговыми листками). Евнух крутился на полу, держась руками за пах. Я точно знал, что где-то рядом валяется его оторванное достоинство. Человечек орал непрерывно и душераздирающе. Но долго страдать ему не пришлось.
В каком-нибудь метре от меня пронеслось что-то тяжелое, обдавшее лицо холодным выдохом, – черная стремительная тень. Металл лязгнул по металлу. Этот звук заглушил последний всхлип плоти. Прелюбодей мгновенно замолк.
Я медленно повернул голову. Теперь было можно – все кончилось. Рядом со мной распластался мертвец с пробитой грудью. Он был пригвожден к ячеистому полу огромным стальным штырем толщиной с руку. Как я и предполагал, тут же валялся его окровавленный член. И кое-что еще: кусок языка, который он сам себе откусил.
В голове у меня возник неизвестно откуда взявшийся образ уродливого многоногого насекомого, пришпиленного булавкой к картонному листу. До сих пор я видел только голографические изображения бабочек… Становилось не по себе при мысли о том, что над каждым из нас торчит обращенный острием книзу кол, который может упасть в любую секунду. Смешные мы все-таки существа! Ходим по лезвию бритвы; знаем, что следующее мгновение чревато смертью, – и все же ужасаемся, когда прибирают кого-то по соседству.
Ну а «проповедь» продолжалась как ни в чем не бывало, и мы снова обратили свои подернутые дымкой печали взоры к голографическим чудесам. В дымном облаке, плывущем на фоне искусственных звезд, рождались зыбкие формы, которые постепенно приобретали очертания человеческих тел.
Вскоре до меня частично дошел замысел ЕБа – я, конечно, не мог претендовать на полное понимание. Он демонстрировал нам сиамских близнецов, сросшихся спинами. Близнецы были женского пола; их лица отличались классической красотой. У одной из женщин имелась белая паранджа, опущенная на грудь и напоминавшая салфетку. Над ее головой парил золотой нимб. Должно быть, она изображала аллегорическую Девственницу. Другой сестричке, с клеймом Зверя на нежном и гладком лбу, вероятно, выпало представлять Блудницу. Если ЕБ намекал на двойственность человеческой натуры, то я был с Ним полностью согласен.
Раздался громкий скрежет, потревоживший гармонию безмолвного парения. Плиты в центре Храма сдвинулись со своих мест и поползли в стороны, открывая круглый бассейн. Толпа выдохнула и попятилась, будто испуганное стадо свиней (надо ли упоминать о том, что я ни разу не видел целой живой свиньи – в лучшем случае кусочки мяса на костях, которые нерегулярно швыряет мне ЕБ! Но чье это мясо на самом деле? Лишь бы не человеческое…).
Бассейн оказался доверху заполнен жидкостью, а на ее поверхности расплылась радужная нефтяная пленка. Яростный огненный язык выплеснулся из отверстия в боковой стенке бассейна, и вверх взметнулось пламя.
Сиамские близнецы внезапно обрели плоть. Момента, когда произошла подмена, никто не заметил. В следующую секунду голографический призрак превратился в четверорукий и четвероногий визжащий комок, который падал, кувыркаясь, из-под свода Храма точно в середину бассейна. Сорвавшиеся с невидимого каната нелепые акробаты… Не понимаю, какая сила удерживала их наверху, но теперь она исчезла.
Со всех сторон ударили лучи мощных прожекторов. Ослепительный, беспощадный свет. ЕБу всегда была присуща болезненная непристойность в выявлении мельчайших подробностей – это касалось как человеческих страданий и пыток, так и воспоминаний и тайных влечений…
Близнецы вертелись и барахтались, отчаянно борясь с огнем, водой и друг с другом. Это была самая уродливая возня, какую я видел в своей жизни. Им было уже не до сестринской любви. Адская боль убивала разум; инстинкт заставлял терзать и топить самое БЛИЗКОЕ (ближе не бывает!) существо, из последних сил цепляясь за жизнь. И это при том, что смерть одной из сестер все равно означала бы скорую смерть второй!