Александр мог бы гордиться…
Свет в салоне самолета убавили, пассажиры постепенно засыпали. Катя наблюдала, как в свете персональной лампочки поднималась и опускалась грудь Арманда. Во время сна люди тоже раскрывали себя, свою удовлетворенность или досаду, душевное спокойствие или мятежное состояние, искренность или обман, которые зрели в их сердцах. Если Арманд и испытывал какие-то сожаления или опасения, то Катя их не видела. Его обветренное лицо было гладким и спокойным, ни нервных тиков, ни подергивающихся мышц. Катя завидовала его спокойствию и подумывала, не подошел ли подходящий момент, чтобы соскользнуть со своего места, открыть над головой секцию багажной полки и вынуть кейс, который положил туда Арманд. Он, несомненно, закрыт на ключ, но она может отнести его в туалетную комнату и попытаться открыть защелки надежным швейцарским перочинным ножом, который она всегда носит в своей сумочке.
Но в то мгновение, когда Кате показалось, что ей удастся открыть кейс, она поняла, что никогда не станет делать этого. Она не могла этого объяснить, но чувствовала, что таким образом совершит предательство. Уснув рядом с ней, он проявил к ней доверие, потому что стал уязвимым. Как будто он знал, думала Катя, что его самая надежная защита заключалась в таком проявлении веры.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Бейрут – это вроде Лас-Вегаса, Ривьеры, Санкт-Морица с привкусом арабских пряностей
ГЛАВА 10
Катя ожидала в небольшом кабинете, пока Арманд занимался с представителями таможенных и иммиграционных властей в Бейруте. Она откинула голову на спинку кресла, закрыла заплаканные глаза. Теперь она уже не испытывала страха, даже самых незначительных опасений, что уехала из Соединенных Штатов. Что-то притягивало к этому месту, где родился ее отец, которое было его домом. Ей казалось, будто сюда ее привела судьба, возможно, для того, чтобы сказать, что дом ее отца может стать и ее домом.
Эмоции захлестнули ее волной, когда самолет готовился к посадке, кружа широкими кольцами над Бейрутом. Увиденные картины живо сохранились в ее памяти, под закрытыми веками. Далекие горы Шуф, темно-зеленые, с вкраплениями снега, переходившие в целый ряд сбегавших вниз холмов, пыльные коричневые террасы, обрызганные красными цветами бугенвиллеи, крыши вилл, построенных на склонах. Вдруг на ровном месте вырос город с небоскребами из стекла и стали, собиравшими на себе весь солнечный свет, стократно умножая его и отбрасывая на нагромождение белых оштукатуренных, покрытых оранжевой плиткой и кирпичных зданий.
– Не правда ли, великолепно? – пробормотал Арманд.
– Не то слово, – отозвалась она прерывающимся голосом. – Волшебно.
Арманд причмокнул. Издал настолько знакомый для Кати звук, что она почувствовала, как мурашки побежали по коже.
– Все реагируют так же, как вы, Катя, – мягко продолжал он. – Люди, которые побывали в Монте-Карло, Акапулько, Гонконге, Сан-Франциско, люди, которые думали, что ничто больше не может поразить их, при виде Бейрута просто тают. В мире нет ничего подобного.
– Даже для таких, как я, которая оказалась здесь в очень… ну, совершенно случайно?
– Ах, Катя, особенно это относится к таким, как вы. Само воспоминание о звучании его голоса приводит ее теперь в дрожь. Катя заставила себя широко раскрыть глаза и сесть ровнее в кресле. Господи милостивый, не слишком ли она распустила свои эмоции? Совсем потеряла над собой контроль? Родина ее отца. Арманд. Да, Арманд все больше завладевал ее мыслями. До этого полета они никогда близко не сходились. Окружавшие их люди и бурные события последних недель помогли ей подавлять и отбрасывать пробудившиеся в ней чувства. Но теперь другое дело. Положение изменилось после семнадцатичасового полета вместе. Еще двенадцатилетней девочкой она почувствовала, что он олицетворял для нее все на свете… Надежду на значительно большее в будущем.
– Все в порядке, Катя, – произнес он ей на ухо, напугав так, что она подпрыгнула. Он слегка притронулся к ней, чтобы успокоить ее, наклонился к ней с озорным взглядом. – Не подумали ли вы, – прошептал он, – что подошел полицейский с наручниками, чтобы арестовать вас?
Она рассмеялась, возможно, несколько громче, чем надо, восхищенная его прикосновением, его веселой беспечностью, тем, что они в Бейруте, живые и вольные.
– Вы – мой особый полицейский?
– Ну, что вы. Я ваш экскурсовод, мадам. Выходите отсюда наружу, и уже здесь, в аэропорту, вы получите первое настоящее представление о Бейруте. Уверен, что после своего прошлого приезда вы все забыли.
– Гм-м, не все, – промолвила Катя, поднимаясь и беря Арманда за руку, чтобы идти на выход из аэровокзала.
Выйдя из помещения с кондиционером, они оказались в океане сухой, мягкой жары, наполненной запахами апельсинов. Арманд жестом указал на магазины, и глаза у Кати расширились. Она попала на настоящий базар. Все помещения были украшены витринами одежды наиболее известных фирм Европы – «Гуччи», «Шанель», «Диор». Тут были представлены французские и итальянские ювелирные изделия и все основные швейцарские производители часов. В бархатных коробочках сверкал и переливался потрясающий набор золота, бриллиантов и драгоценных камней в великолепной оправе. Арабы в развивающихся белых балдахинах, обрамленных черным и золотистым. Западные бизнесмены в костюмах-тройках, сшитых по заказу, женщины в спортивной одежде последних фасонов Мэри Квонт с лондонской улицы Карнаби – все эти люди прохаживались по прохладному полу из зеленого мрамора.
Но бесстыдное богатство было не везде. Ближе к выходу Катя заметила менее дорогие магазинчики для туристов. Товары в них лежали не только на полках, но и прямо на полу возле них. Кожаные сумки, ковры, «настоящий» антиквариат и всякая всячина, включая бронзовые кальяны, специально изготовленные для американских и европейских туристов, чтобы они могли доказать, что действительно побывали на Ближнем Востоке.
Одетые в черное женщины отрезали ломтики мяса на прилавках «Шварма», беря куски с вращающегося вертела. За место с ними боролись продавцы, которые вдавливали свежую мяту в ванильное мороженое. Не отставали и хозяева тележек с прохладительными напитками и вином, которые предлагали все, начиная от местной водки до коньяка шестидесятилетней выдержки. Старомодные носильщики в красных фесках с изогнутыми дугой спинами тащили на своем горбу невероятные грузы. А в это время беззубые, остроглазые ребятишки сновали в толпе среди взрослых и запускали свои проворные руки в кошельки и карманы.
– Это настоящий гигантский карнавал! – воскликнула Катя.
– Это лишь его преддверие, – уточнил Арманд и стукнул по руке сорванца, который протянулся к наручным часам Кати.
На улице около аэропорта их ждал жемчужно-белый «роллс-ройс»; шофер держал дверцу открытой.
Они поехали по основной транспортной артерии, по набережной Гранд-Корниш. С левой стороны перед взором Кати открывались золотистые пляжи, протянувшиеся во всю длину берега до изгиба и утыканные красными, голубыми и желтыми зонтиками. Загорающие, растянувшиеся на полотенцах и топчанах, казалось, лежат друг на друге. Несмотря на это, шоколадные от загара девушки в темных очках, больших по размеру, чем их пляжные бикини, легко проходили мимо отдыхающих к воде.
Арманд заметил, что губки Кати сложились в букву «о», и причмокнул.
– Не совсем как в Калифорнии, правда? Здесь почти все загорают без бюстгальтеров.
Катя улыбнулась и посмотрела направо, где тянулись большие жилые дома, которые напомнили ей фешенебельные кварталы Парижа. Среди них находились и знаменитые отели – легендарный «Сент-Джордж», ресторан которого так обожал ее отец, и «Финикия», новейшая гостиница, чей трехэтажный бассейн с водопадами уже превратился, по словам Арманда, в достопримечательность.
– А вот и дом, – объявил он.
Машина съехала с набережной Гранд-Корниш и легко поднялась на холм по узкой полосе, обсаженной оливковыми деревьями, а с другой стороны ограниченной оштукатуренными пастельных тонов стенами частных вилл. После дюжины поворотов и разворотов машина въехала в ворота и остановилась у трехэтажного особняка.