Клео засмеялась:
– Какое у меня имеется средство против вас, так, что ли? Джасмин, если вы не заплатите, то я столько вылью дерьма на ваш снежно-белый престиж, что вы диву дадитесь. Я дам показания в суде, что я, ужасно напуганная простая девушка, пришла к вам за советом, когда узнала о недостойном поведении своего любовника. Понятно, что вы уговорили меня молчать, и просто ради перестраховки я запишу это в свой дневник… Вам понятна моя мысль, Джасмин?
– Даже очень.
– Значит, мы договорились?
Джасмин поднялась и поправила свою шляпку.
– Мы договорились, Клео. Миллион долларов в банке по вашему выбору, если что-то случится с Пьером. И ничего больше. Понимаете? Ничего!
Клео бросила мелочь на блюдечко со счетом.
– Можете притворяться и строить что-то из себя и дальше, Джасмин. Я делать этого не собираюсь, мне это не нужно. – Она взглянула на монетки. – Знаете, в людях, подобных вам, меня раздражает то, что они считают возможным ни за что не платить. Но на этот раз такой номер не пройдет. Вот почему, Джасмин, за кофе плачу я.
Последние слова Клео глубоко врезались в память Джасмин, хотя к настоящему времени она почти убедила себя в том, что полученная информация стоила миллион долларов… даже если дело дойдет до реальной уплаты.
Конечно, Клео не собиралась передавать ей проклятые фотокопии прегрешений Пьера, но это не имело значения. Джасмин обладала чуть ли не фотографической памятью, как несколькими днями позже убедился в этом Пьер.
Джасмин подождала лишь столько времени, сколько потребовалось, чтобы обдумать последствия шантажирования Пьера. Как ей представлялось, она ни в каком случае не проиграет. И была права. Напыщенный, самодовольный Пьер тут же сломался, как только Джасмин начала цитировать фразы из его бумаг.
Джасмин получила от реакции Пьера почти сексуальное удовлетворение. Это чувство усиливалось тем фактом, что она упрямо отказывалась сказать Пьеру, хотя он умолял ее, откуда она получила такую информацию. Наблюдая за ним, она догадывалась, как перед мысленным взором Пьера возникают лица подозреваемых им людей. Но как и большинство затравленных жертв, он боялся взглянуть правде в глаза: что или кто поставил его в такое положение, и этот кто был самым любимым человеком, которому он больше всех доверял. И поэтому остававшийся вне подозрений.
– Итак, чего же ты хочешь от меня? – спросил Пьер, когда к нему возвратилось присутствие духа.
– В данный момент ничего. Пьер энергично потряс головой:
– Нет, Джасмин. Ты не такая. Тебе всегда что-нибудь нужно!
– Ты узнаешь об этом, когда подойдет время, – уточнила Джасмин. – А до тех пор я надежно сохраню твою тайну.
И Клео тоже…
То ли интуиция, то ли капризы судьбы подсказали Джасмин, что ждать ей придется недолго. Она верила в то, что если удача отворачивается от человека, то он не сможет предотвратить дальнейшие несчастья. В тот послеобеденный час, когда Пьер влетел в ее дом, хныча и проклиная все на свете, потому что Александр Мейзер обвинил его в растрате, он начал распространяться на тему, что Джасмин предала его, и Джасмин поняла, что нужный момент наступает.
– Тогда ты знаешь, что надо делать, – заметила она. Пьер непонимающе посмотрел на нее.
– Какие же у меня остаются возможности? – печально спросил он.
– Я полагала, что это очевидно, – прошептала Джасмин, впившись в него взглядом.
По появившемуся выражению ужаса на его лице Джасмин поняла, что до его сознания дошел смысл ее слов.
– Нет! Ты с ума сошла!
– Либо это, либо ты теряешь все – свою должность, женщину и репутацию. Теряешь все, Пьер. Может быть, даже и смелость сделать последний шаг, чтобы с честью уйти из жизни.
Она наклонилась к нему, почувствовала, как он вздрогнул от ее прикосновения.
– Я подскажу тебе, что надо сделать, кому позвонить, что сказать. Это не так трудно обтяпать, как ты себе представляешь. И не печалься об угрызениях совести, Пьер. Когда Александра Мейзера не станет, ты не проронишь и слезы. Ты почувствуешь слишком большое облегчение.
И он почувствовал такое облегчение, подумала она, входя к себе в квартиру, почувствовал на время…
У Пьера отлегло на душе, когда он увидел, что на его вилле свет не горит. Впервые ему было безразлично, где находится Клео. Ему нужно было побыть одному. Он снял парадную дверь с охраны и прошел прямо в столовую к шкафчику со спиртным, взял бутылку виски и стакан и сел, глядя на тихие, залитые лунным светом холмы.
Первую порцию виски выпил залпом, налил еще. Пьер редко пил крепкое спиртное, и неразбавленное виски, хотя и мягкое на вкус, ударило ему в голову. Он надеялся, что оно ослабит напор мыслей, кружившихся в его голове как потревоженный пчелиный рой, развеет страх, от которого замирало сердце. Но вместо этого шотландское виски привело к прямо противоположному: раздуло ужасы, охватившие его как злые духи. Когда возвратилась Клео, Пьер решил, что надо делать с абсолютной решимостью напившегося человека.
– Что с тобой? – спросила Клео. – Почему ты напился?
Пьер уставился на нее осоловелыми Глазами.
– Ради правды. Я пью во имя правды.
– О Господи! – пробормотала Клео. – Перестань, разреши, я уложу тебя в кровать.
– Нет! Я должен кое-что сказать тебе. У меня теперь нет другого выхода…
Отчаяние в голосе Пьера напугало Клео. Она никогда не видела его пьяным и не подозревала, что такое может случиться. Если и появлялись какие-то тревожные сигналы, то она их не заметила.
– Хорошо, дорогой мой. Давай поговорим. Я сяду рядом, и мы будем разговаривать столько, сколько ты пожелаешь.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, – всхлипнул Пьер.
– Конечно, знаю.
– И что я делаю все для тебя.
– Да.
– Но больше я не смогу этого делать. – По щекам Пьера покатились слезы. – Понимаешь, я обанкротился. У меня нет больше денег.
Клео бросило в дрожь.
– Пьер, не говори глупостей. У тебя не может не быть денег!
Пьер устало покачал головой.
– Нет своих денег. Я их все растратил, а теперь трачу банковские деньги.
Клео замерла от его слов.
– Что ты имеешь в виду, дорогой мой? – мягко спросила она.
Признание вылилось из него с обильными парами виски. Так как Клео знала о секретных финансовых бумагах, хранившихся в сейфе Пьера, то она догадывалась, откуда он берет деньги. Но она удивилась, как ловко он обставил эту кражу.
– Поэтому, видишь ли, любовь моя, Александр каким-то образом пронюхал об этом. Я и сейчас не знаю, как это ему удалось. Когда он погиб, я искренне надеялся, что опасность миновала. Но это не так. Теперь справки наводит Арманд. Может быть, Александр оставил что-то такое, что можно мне инкриминировать. Что бы это ни было, Арманд докопается до сути. В этом отношении он настоящий пройдоха, и тогда он сломает меня.
Пьер через силу влил в себя еще спиртного и закашлялся.
– Я не могу больше выносить такую жизнь! Вздрагивать при каждом телефонном звонке и стуке в дверь и гадать, не полиция ли это. Мне чудится, что меня выволокут из собственного дома в наручниках. Я этого не перенесу, Клео. Не переживу! Я должен излить душу, прийти с поличным, пока есть еще время. Банк пойдет на все, чтобы избежать скандала. Может быть, мне удастся возвратить то, что я присвоил. Ну, конечно же! Правление пойдет на это. Они же понимают, что я не преступник…
Клео прижала его голову к своей груди.
– Конечно, ты не преступник, дорогой мой. Ты добрый, порядочный и щедрый человек. Но, любимый мой, они не проявят к тебе сострадания. Пожалуйста, выслушай меня ради нас обоих.
Клео лихорадочно обдумывала создавшееся положение. Если Пьер станет упорствовать в своих дурацких намерениях, то все пропало. Ей надо как-то поддержать этого надломившегося человека, хотя бы несколько дней.
– Пьер, тебе нельзя идти с повинной ни в банк, ни в полицию.
Пьер отстранился от нее.
– Почему? – заклинающе спросил он ее.
– Потому что если ты так поступишь, то погубишь и меня, – мрачно произнесла Клео. – Только подумай, любимый мой. Все, что ты сделал, ты делал для меня. Всякий скажет, что во всем виновата я. Некоторые даже выскажут предположение, что я вынудила тебя на такие поступки. Понимаешь? Значит, я сообщница! Мне тоже придется пострадать. Представь себе, что со мной могут сделать в тюрьме, дорогой мой.