– Ты говорила, что она согласится, Джасмин. Ты сказала, что проблем больше не будет.
Пьер оказался в плену двух пороков – гнева и страха. После договоренности Джасмин с американским послом он начал лоббировать в Вашингтоне и Нью-Йорке. «Банк Ливана» пользовался неплохой репутацией на Уолл-стрите, а руководители «Форчун файв хандред» были у этого банка в долгу за оказанные услуги. Эти люди с большой готовностью звонили в Вашингтон, где, используя свое влияние и личные связи Пьера с сенаторами финансового комитета, оказывали завуалированное давление на министерство юстиции. Сам министр юстиции считал, что все дело «Мэритайм континентала» не стоит выеденного яйца, и охотно шел на то, чтобы заработать себе несколько очков в обмен на проект предложения об амнистии. С учетом всего Пьер пришел к убеждению, что при сложившихся обстоятельствах Катя просто не сможет сказать «нет».
– Она не собирается пустить «СБМ» в общую продажу, верно, Джасмин? – буркнул Пьер.
– Думаю, что ее можно уломать, – пробормотала Джасмин. – Катерина еще не знает, каким жестоким может оказаться этот мир.
– О чем ты говоришь?
Джасмин повернулась к нему лицом, ее широкополая шляпа надежно скрывала это лицо.
– Что творится с тобой, Пьер? – негромко спросила она. – Ты ведешь себя как ошпаренный кот.
– Я не столько думаю о себе, сколько о Луисе и о том, что надо для него сделать.
А также об аудиторской проверке банка. До такой инспекции осталось всего несколько недель, и Пьер знал, что ему не удержаться на плаву, если он не предпримет быстрых шагов. Проблема заключалась не только в возвращении денег. Предстояло подделать бухгалтерские отчеты, изменить заложенные в компьютеры данные, просмотреть и подправить всю документацию, чтобы комар носа не подточил. Пьеру приходилось и раньше сталкиваться с аудиторами, цепкими, остроглазыми людьми, которые работали в престижных международных консалтинговых фирмах. Отбирались только те, которые не имели никаких связей с правительством Ливана. На таких людей невозможно повлиять, нельзя их и подкупить. А они не пропустят и мелочь.
– Что же нам делать? – спросил Пьер.
– Можешь успокоиться, Пьер. Катерина поймет мудрость того, чтобы пустить «СБМ» в общую продажу, – обнадежила его Джасмин. – Свои деньги мы получим.
Меньше чем в миле от «Финикии» Луис Джабар находился на вилле, построенной израильским архитектором Моше Сафди. Он сидел в центре круглой комнаты перед десятью мужчинами. Он чувствовал себя как бабочка, которую энтомологи хотят приколоть к коллекции под стеклом. Набил Туфайли осмотрел поднос с закусками и чаем, приготовленными для гостей, и шикнул на прислуживающих мальчиков, чтобы они ушли.
– Мы все по горло насытились такими глупостями, – заявил Луису Туфайли. – Ваша неуклюжая попытка отправить Катерину Мейзер обратно в ее страну провалилась. Сейчас она не ближе пустить акции «СБМ» в общую продажу, чем была, когда заварилась вся эта каша. Наше терпение на пределе.
– То, что произошло, ко мне не имеет никакого отношения! – горячо возразил Луис. – Все это придумала Джасмин.
Луис заметил искорки насмешек и презрения в глазах остальных мужчин. Он собирался объясниться, но Туфайли оборвал его.
– Луис, мы любим вас, как сына, – торжественно изрек один из них. – Но вы не проявили к нам такого уважения и почтительности, которые мы вправе ожидать от сына. Мы пошли вам навстречу и вложили большие средства, но вы остаетесь под каблуком женщины… – Туфайли поднял руку, заставляя Луиса помолчать, не высказывать своего протеста.
– Иногда гораздо полезнее послушать. Мы наблюдали, как Джасмин дирижирует вашей кампанией, и до настоящего времени мы рассматривали ее в качестве своего актива. Теперь наше отношение изменилось. Она помешалась на Катерине Мейзер. Свихнулась на ней, потому что дошла до ручки. Она домогается денег, которые могут поступить от продажи. Она жаждет дорваться до власти, власти над вами, Луис. А через вас над нами. У нее нет желания способствовать вашему успеху. Успеха она добивается только для себя.
Во рту у Луиса пересохло.
– Вы ошибаетесь, – удалось произнести ему.
– Нет, нисколько не ошибаемся, – холодно и твердо произнес Туфайли. – Мне больно, что вы говорите подобное, хотя знаете, что это неправда.
Туфайли посмотрел на мужчин, сидевших рядом с ним. Если он и подал им знак таким образом, то Луис прозевал это.
– Мы решили поставить новое условие для нашей поддержки вашей кандидатуры. Вы должны порвать с Джасмин!
Луис не верил своим ушам.
– Но она моя жена!
– Ничего подобного, – прогремел Туфайли. – Вы ее жена. Вы всегда отличались слабостью, Луис. Мы знали это, но полагали, что если окажем вам свою поддержку, то вы сообразите, на кого вам надо опереться.
– Я доказал вам свою приверженность! – вскричал Луис. – Я выполнил все, о чем вы меня просили!
– Вам придется сделать еще одну вещь, – продолжал Туфайли. – Вы должны публично продемонстрировать нам свою приверженность. В противном случае, клянусь, Луис, мы превратим вас в побирушку!
– Но как? Как я могу продемонстрировать то, что вы хотите?
Туфайли скрестил руки над объемистым брюшком.
– Похоже, что Фремонты тоже попали в полосу неудач в последнее время. Боюсь, что эта полоса неудач еще не закончилась, особенно если случится так, что Джасмин окажется в определенное время в определенном месте.
Личный представитель султана Брунея был худеньким коротышкой с гладкой блестящей кожей, который напомнил Джасмин сахарную конфетку. Он был само совершенство, начиная от начищенных до блеска английских туфель ручной работы до густых, гладко причесанных назад волос. Шариф Удай был также единственным человеком, в присутствии которого Джасмин чувствовала себя не в своей тарелке, даже побаивалась.
– Я бы покривил душой, если бы сказал, что доволен ходом событий, миссис Джабар. Мы надеялись, что вы к настоящему моменту сделаете больше. Тот факт, что мисс Мейзер не поставила нас в известность о своем отношении к продаже, расстроило его величество. И дело тут не в юридических или иных убытках, которые мы несем. Это пустяки. Хуже, что затронута честь, и эта затяжка оскорбительна для его величества.
Джасмин слышала каждое произнесенное слово, но свое внимание она сосредоточила на самом Удае. Он как-то потерялся не только в огромном пространстве президентского номера в отеле «Финикия», но и кресло, в котором он сидел, было для него слишком велико. Джасмин видела, как Удай положил ногу на ногу, а подошва ботинка так и не дотронулась до ковра.
Джасмин собралась с мыслями и подавила охвативший ее гнев, когда Удай затронул в разговоре ее семейный статус. Уже много лет никто не осмеливался обращаться к ней, называя ее миссис Джабар.
– Как вы несомненно знаете, у мисс Мейзер в последнее время возникли трудности личного плана…
Удай поднял руку:
– Пожалуйста, не надо. Я в курсе этого полицейского фарса, попытки притянуть ее к убийству Арманда Фремонта. Человек с предрассудками сказал бы, что мисс Мейзер хотят околдовать.
– В свете случившегося было трудно подсказать Катерине правильное направление, – объяснила Джасмин, осторожно подбирая слова. – Она понимает, что с деловой точки зрения превращение компании в общедоступную – вещь хорошая. Но она молодая, неопытная в финансовых вопросах. Иногда она больше доверяет своему сердцу, нежели рассудку.
Шариф Удай захихикал:
– Ах, дорогая моя миссис Джабар. А вы-то на что? Уговорите ее, дайте ей мудрый совет, как поступать.
– Именно этим я и занимаюсь.
– Но недостаточно хорошо, – парировал он. Его голос прозвучал более страшно и более решительно, чем если бы он громогласно объявил о своем суждении. – А если вы не можете исправить такое положение, то мне, к моему сожалению, придется сообщить его величеству о том, что следует прекратить эти переговоры.
Пристальный взгляд немигающих глаз Удая не оставил у Джасмин никаких сомнений в том, что он поступит именно так.