Галантини положил сигару на край жестяной пепельницы и резко наклонился вперед, уставившись на меня неподвижными зрачками, в которых сверкали искорки то ли безумия, то ли расчетливого бизнесмена.
— Как тебе предложение работать лично на меня, Алекс? Помимо всей этой мишуры с передачей важных артефактов нашим толстосумам? Я способен оценить масштабы прибыли от поднятия находок на поверхность, и хочу, чтобы десять процентов от общей маржи шло в мой карман. Ты оцениваешь вещицу по своим критериям, я получаю ее в свои руки. Дальнейшая судьба находки не должна тебя волновать.
— А если вашу деятельность раскроют? — я задумался. — Как вы объясните недостачу десяти процентов?
— Да о них и никто знать не будет, — отмахнулся директор. — В группе, где ты будешь работать, есть люди, подвязанные на меня. Не все, а только лояльные. Схема выстроена давно, тебе нужно лишь придать ей оживление и оптимизировать потоки.
В принципе, такой подход к делу меня устраивал. Только бы Галантини не оказался связан с Борджио. Тогда мне крышка. Я не смогу вырваться из Гранд-Могилы. Меня просто сгноят, заставляя за кусок хлеба доставать ценности. И хрен ли тогда подписываться? Побег из «заповедника» не снимается с повестки дня.
— Если мы будем дружить и прикрывать друг друга…, — директор снова засунул сигару в рот, запыхтел, причмокивая толстыми лоснящимися губами, и добавил: — То через пять лет ты выйдешь на свободу. Это я тебе обещаю, Алекс.
Ладони брата Симона, гладящие мои виски, оказались прохладными, что весьма благотворно сказалось на моем самочувствии. Голова перестала болеть, багровый синяк под глазом, который уже начал желтеть, по моим ощущениям, стал меньше. Впав в невероятную расслабленность от медитативных манипуляций, я наслаждался покоем, пока монах Ордена, с которым у меня возникла дружеская связь после ночной драки с морфами, пытался поставить в моем мозгу блок от «несанкционированных действий против сотрудников тюрьмы и военных». Проще говоря, дали установку на запрет стрелять в людей, охраняющих меня во время работы в «заповеднике».
— Скажи, брат Симон, а если я всерьез настроен на лояльность к местной власти — так ли нужно копаться в моей башке? — задал я вопрос монаху, когда меня прогнали через душ, переодели в светло-серую хлопчатобумажную робу с яркими белыми полосами и завели в небольшую каморку для прохождения самой важной процедуры.
— Прихоть сия не моя, Алекс, — улыбка едва показалась на губах монаха и тут же исчезла. — Начальство страхуется от проблем. Кто знает, какие бесы сидят в твоей голове? Сегодня ты лоялен, а завтра сдвинешь предохранитель на оружии и откроешь стрельбу по служивым людям. И ради чего? Двух дней свободы?
— Почему двух? — мне стало любопытно.
— А больше двух суток беглецы в мертвых землях не выживают.
— С чего мне туда бежать прятаться? — я усмехнулся. — В секторах полно место, где можно спрятаться. Если знать, конечно. А в аномальных зонах, я слышал, люди умудрялись месяцами жить.
— Тебе виднее, Алекс, — загадочно хмыкнул монах.
— Не, я все понимаю, — не унимаюсь я. — Но боюсь одного: с моим здоровьем ничего не случится после установки блока? И как он будет действовать, если я встречусь с морфом?
— Абсолютно безопасно, — пальцы брата Симона снова обхватили мои виски. — Блок — всего лишь тонкая перемычка между твоими желаниями и рефлекторными действиями. Мы отсекаем ненужные и вредные мысли, внушаем вам правильные установки. Вот и все… А в тварей можешь стрелять без всяких колебаний. Рука не дрогнет, надеюсь.
— И никакой магии?
— Никакой. Всего лишь манипуляция, гипнотический блок. Медицина.
— Врешь ты, святоша, — я недоверчиво покачал головой. — Если у тебя есть возможность применить магию — черта с два ты будешь заниматься какой-то медициной.
— Помолчи лучше, сын мой, и не мешай мне работать, — с иронией, явно отсылающей меня к фразе «святоша», ответил монах.
Тело из расслабленного состояния возвращалось в грязный и тяжелый мир. Эйфория медленно отступала, легкий туман, крутящийся перед глазами, стал рассеиваться, и я увидел Симона, стоящего передо мной с растопыренными пальцами, которые он загибал через равные промежутки времени. Словно рефери на боксерском ринге. Да он же на самом деле считает!