Мужчина отмахнулся:
– Обычными короткими перебежками от входа ко входу.
Элинор не сдержала нервный смешок:
– Я все понимаю, но не перебор ли – эти игры в шпионов? Мы же не преступники, чтоб вот так…
Рамон нетерпеливо шаркал ногой по тротуарной плитке, пока она говорила, а потом выглянул из-за своего укрытия и беспокойно посмотрел в обе стороны:
– Пожалуйста, Элинор, давай в машине поговорим. Нам надо поскорее убраться отсюда. Ты же не можешь полностью исключить риск, что твой муж или сын вдруг решат зайти домой?
– Нет, не могу. Хотя он ничтожен. Но не буду спорить, делай, как задумал. Сколько мне ждать, напомни?
– Пять минут.
– Хорошо, – Элинор отсчитала пять минут на наручных часах.
Рамон удовлетворенно кивнул и направился к соседнему входу с чемоданами в руках. Там он постоял с полминуты, затем перешел к следующему. Еще пара перебежек – и он превратился в одну из неопознаваемых крошечных фигур на кромке перспективы, проследить за перемещением которых не представлялось возможным. Стоя в ожидании, женщина не могла избавиться от горького привкуса действительности, расходящейся с тем, как она рисовала себе утро освобождения. Это даже не предчувствие, потому что пока никаких неприятных сюрпризов не случилось, если не считать внешнего вида Рамона, что было не столь уж критично, если подумать. Но почему радость от перемен, которую она предвкушала несколько недель, даже не мелькнула на горизонте?
Настало время выдвигаться. Слева и справа располагались махины резиденций, но, несмотря на все однообразие проплывавших мимо окон и входов, Элинор не могла не заметить, что впервые шла в эту сторону. Вон на тротуаре поперечная трещина, у одного из входов плитка другого цвета. Даже оконные рамы отличались. Казалось, запахи – и те витали другие в этом конце лежачего небоскреба. Наконец, стена оборвалась пустотой.
Филомена перешла дорогу, выбравшись из тени рукотворного ущелья на залитую солнцем площадь с небольшим ромбовидным фонтаном и цветниками по периметру. Мгновенно ее окутал настоящий, полноценный жар. Уже в это время становилось невыносимо – потому и ни души. Разве что на парковке слева кто-то лавировал меж рядов сверкающего металла, пробираясь к своему транспорту. Элинор прошла мимо пары одноуровневых строений и малость обветшалого регульера8. Нет, Диаманд учился не здесь – уж это она помнила. В тот день, когда впервые отвела его туда, совсем маленького, Элинор еще пыталась играть хорошую мать. Точно другое здание. У того не было ржавеющего купола обсерватории и кирпичной ограды по пояс…
– Элинор, не туда, – окликнул ее высокий голос любимого. Рамон вернулся за ней по небольшой улице справа от площади, на углу которой и стояло образовательное учреждение. Женщина ее уже миновала, почему-то уверенная, что стоило идти дальше, никуда не сворачивая. – Тут недалеко: метров двести, – заверил Рамон, приблизившись. Элинор машинально потянулась обнять его, но спустя миг опустила руки.
– Давай потом. Нам надо уезжать, – он сутулился и все так же кидал опасливые взгляды на редких прохожих.
– И что ты такой беспокойный? Как будто за нами уже идет погоня! Или я чего-то не знаю? Чего-то важного? – она послала ему многозначительный взгляд. – Рамон, я не твоя дурная жена, от меня можешь не держать секретов.
– Нет-нет, никаких секретов, – мужчина мотнул головой и слабо улыбнулся. – Просто я буду спокоен, только когда мы окажемся в убежище.
– Ладно. Веди.
Элинор последовала за ним, с растерянностью глядя в лысый затылок и для разнообразия бегло знакомясь со зданиями. Они шли по уютной улочке в тени деревьев мимо магазинов и двухуровневых резиденций-кондоминиумов, а на заднем плане, как айсберги с тысячами глаз, пристально взирали на их микроскопическую суету эконом-резиденции. Складывалось впечатление, что от них не уйти, не укрыться даже за два часа ходьбы. Но, право, было бы чистой паранойей думать, что через одно из тех окон кто-то мог их увидеть, узнать, и каким-то невероятным образом сделать выводы, отражающие настоящие намерения двух песчинок, отбившихся от бархана. В пустыне, как Рамон называл Леонард, этих частичек было не счесть, и все они одинаковы, если не разглядывать вблизи.
– Садись, садись, – полушепотом поторопил Рамон и открыл «Клементину» ключом. – Нет, сзади! – добавил он, когда Элинор потянула ручку передней пассажирской дверцы.
Женщина повиновалась, удержавшись от вопроса «какая разница?». Лучшая тактика сейчас – молча выполнять просьбы и отложить все сомнения и разговоры до момента, когда они благополучно прибудут на место. Рамон все спланировал; она должна довериться, какие бы тревоги внутри вдруг не проснулись. Хуже, чем прежде, быть не могло. Будет только лучше и никак иначе!