– Не будем мы светиться, дорогая. Ты не против яичницы? Быстро и вкусно.
– Не против. Но не увиливай от ответа, пожалуйста. Что ты задумал?
– Да ничего особенного, – пожал плечами мужчина, разбивая яйца. – Старик, который останется охранять территорию, Эдуард, примет меня помощником вместо того, который уйдет. Неофициально. Скажет начальству, что больше не нужен ему напарник, что работы немного, и он справится сам за хорошую прибавку. А сам возьмет тихонько меня. Конечно, он предупредил, что за это часть положенных мне денег он будет оставлять себе. Все-таки, рискует сам, распоряжаясь вакантным местом, обманывая вышестоящих. Ну, я и согласился. Сейчас это единственная возможность для нас прокормиться, когда прикончим все мои запасы и промотаем сбережения.
– Вот как. И сколько же он будет тебе платить?
Рамон замялся:
– Если честно, мы пока не обсуждали конкретные цифры. Но, думаю, заработанного будет хватать на еду, одежду и даже кое-какие вещи для дома.
Элинор прикончила последнюю хрустяшку и скомкала пакет. Ей было не по себе. Не только от того, как неопределенно, тревожно все складывалось, но и от осознания, что Рамона, очевидно, это не смущало. Напротив, ему нравилось. Как будто бы именно о такой урезанной версии жизни он и грезил, когда они обнимались, бродили по вечерним улицам, поносили своих обидчиков и жаловались на проблемы, уверяя друг друга в грядущем счастье.
***
Пятый день новой жизни Рамон начал с перечитывания газеты двухнедельной давности, лежа в постели. К своей досаде, он не удосужился сделать их запас для досуга. А дни, меж тем, оказались чрезвычайно длинны, когда стало нечем их занимать. Все-таки, приходить в оазис на несколько часов и пребывать там безвылазно несколько суток – вещи абсолютно разные. Попробовав, он начал это понимать.
Конечно, было несколько книг, которые он «позаимствовал» в одной из городских библиотек. Но сейчас не хотелось браться за что-то объемное. Пробегая глазами страницы, Рамон не понимал смысла прочитанного, не мог сосредоточиться и набраться терпения. А, может, просто произведения были так себе. Да уж, журналы типа «Технологии и концепты», «Механика в метрополии», «Инженеры века» его бы развлекли. Возможно, и подкинули бы идей по дальнейшему благоустройству убежища. А так…
Радио молчало в пыльном углу закутка-гостиной. Рамон решил как можно дольше не включать его, чтобы поберечь батарейки. Кто знает, как скоро освободится место на посту? Что, если уход старого охранника на пенсию затянется, займет месяцы? В таком случае имевшиеся сбережения могут уйти на пополнение запасов продовольствия. И останется ли что-то на обслуживание удовольствий – таких, как радио, электричество по вечерам, журналы – этого знать он не мог. Кроме того, Рамон лишь накануне спохватился, что не закупил лекарства. Поход в больницу отныне становился предприятием с высокими рисками, а Элинор, хоть и работала в долгое время в учреждении, близком к медицинскому, но к лечению пациентов не допускалась и серьезную помощь оказать вряд ли могла. Так что таблетки, мази и бинты оставались той соломинкой, за которую они, самоизолированные, могли бы ухватиться в случае неприятностей со здоровьем. К счастью, Элинор собрала небольшую аптечку с самыми ходовыми медикаментами, когда покидала дом.
Элинор… Рамону не удавалось наслаждаться счастьем, чувствовать его пробуждение не только из-за внезапно обострившейся проблемы времяпрепровождения, но еще потому, что его женщина выглядела подавленной. Первые пару дней Рамон списывал ее состояние на резкую смену обстановки. У него были месяцы на то, чтобы освоиться в новом жилище, а у нее – нет. Поэтому он ждал, верил, что она свыкнется и начнет ощущать себя, как дома. Развлекал интересными историями, логическими играми. Устроил ей ужин при свечах на крыше, рассчитав, в какое время они бы не были в поле зрения охранников. Работа работой, а находиться на территории сектора не было позволено никому.
Да, Элинор несколько приободрилась, узнав, что Рамон хранил немного мяса и рыбы в самом глубоком и холодном подвале. Ужином тоже осталась довольна. Но на следующее утро он наблюдал ее в том же состоянии, которое все портило. Когда она поймет: им надо принять новую реальность и работать над ее улучшением, а не сожалеть о том, что стало недоступно? Что не пускает ее в вольный полет? Не мучается ли она от угрызений совести из-за оставленного сына? У самого Рамона не было детей, и он не знал, каково это – бросить того, кого породил, насколько это сложно вообще и для нее – в частности.
Мужчина отшвырнул газету на край постели: тяжелые мысли уже давно увели его от смысла печатных строк. Элинор до сих пор не вернулась. Поход вниз, в душ, обычно занимал у нее полчаса. Он знал это, потому что первые четыре дня спускался с любимой по ее же просьбе и ждал в коридоре, пока она помоется. Ее пугала тишина и темнота первых уровней. Сегодня же Элинор заверила, что справится одна. Нет, даже настояла, чтобы Рамон не ходил. И вот уже более сорока минут прошло с тех пор.