Юна ждала, сжав руки в кулаки и опять ничего: ни одного радостного возгласа так и не раздалось. Когда посланец замер напротив матери, Юна внутренне сжалась, молясь всем богам, но они по обыкновению не слышали её. Оставалось еще предсказание Хаджила на счет неё самой, но на него она не надеялась. Что еще за золотое платье? Чушь. Девушка выдохнула. Посланцы двинулись по третьей линии. На сей раз Кальд был тем, кто наносил красную краску на лбы сельчан. Он делал это с отрешенным выражением лица, словно красил стены дома, а не решал чужые судьбы. И снова ничего.
Остался последний полукруг. Посланцы с первой линией прошествовали к четвертой и встали по разные стороны.
Кто-то вскрикнул. Юна только увидела, как женщина со второго полукруга лежит на земле, а один из мужчин с наполовину раскрашенным лицом уже склонился над ней.
- Потеряла сознание. Переволновалась, - сухо сказал он. Посланцы недолго шептались, а потом двое из них унесли женщину, Хаджил вызвался проводить их до её дома. Остальные же остались на местах. Обмороки не редкость, такое частенько происходило во время ритуала, нервы не выдерживали. В прошлом году трое потеряло сознание, правда, среди них одна беременная и больной шахтерской болезнью.
Площадь Благословления снова погрузилась в молчание.
Юна вздрогнула, поняв, что упустила момент, когда Варро оказался у четвертой линии. Он стоял у конца её края. Боги не только не желали слушать её молитвы, им еще и нравилось смеяться над ней.
Посланцы двинулись снова от человека к человеку, уверенными движениями нанося краску на лоб. Поселковая сцепила руки за спиной, тяжело выдохнув. Если уж не суждено избежать встречи с Варро, то... Юна решительно зажмурилась. Тихий шелест одежды, сдавленные вздохи, рядом кто-то всхлипнул. Волнение нарастало. Юна почувствовала, что посланец встал напротив неё. Вопреки своему желанию не открывать глаза пока Кальд не окажется на достаточном расстояние, когда холодные пальцы коснулись её лба, Юна посмотрела прямо на него. Тот выглядел удивленно. Лицо вытянулась, и выражение его глаз было таким, словно краска поменяла цвет.
Мужской голос зазвенел по площади Благословения:
- Свершилось! Ты прощена, дочь Пустыни.
Юна ахнула. Нет, это не может быть она. Люди начали оборачиваться. Кальд словно очнувшись от ступора, коснулся её лба еще раз, вытирая краску рукавом. Голос шел с другого конца их линии, люди устремили взгляды туда, где светловолосая Вэлика грохнулась на колени, закрывая лицо руками, и зарыдала, как малое дитя.
- Да, вершатся слова солнечного Хавагара, еще один ребенок вернется в отчий дом, благослови тебя боги! - произнесли посланники Оазиса.
Площадь гудела, люди кинулись поздравлять счастливицу, кто-то утешать близких.
Это действительно не Юна, да и могла ли быть?
Варро двинулся в противоположную сторону от толпы, попутно снимая мантию. Он сунул её какому-то парню и тот убрал в дорожную сумку, после того, как господин ему что-то сказал.
- Расстроилась? - это был Люц, он взял Юну за плечи.
- Нет, конечно, - возразила она, освобождаясь от его прикосновения. - Я не какая-то там чувствительная девица, даже и не надеялась.
- А выглядишь расстроено, - улыбнулся парень.
- Просто устала, не придумывай - Юна дернула плечом и развернулась к родителям. - Мама, я отнесу Крину домой, не к чему ей на такой жаре...
- Не останешься на церемонию? - женщина с сожалением посмотрела на дочь. - Юна, тебе следовало бы поздравить Вэлику, ее семья всегда была к нам добра.
На площади уже затянули песню в честь избранной - Юна не желала слушать. Вот уж дура, на секунду поверила, что это с ней произошло нечто особенное, чудо. Как же! Пора понять, что такое случается с другими, но не с ней. Юна злилась: на себя, на судьбу, но еще больше на этот мир за то, что он такой, какой есть.
- Она уже, наверное, забыла, как кого звать от радости, не убудет от нее, если не подойду, - пробурчала Юна, подхватив маленькое значительно похудевшее за эту неделю тельце девочки.
- Юна, - с укором начала мать, но отец, положив той руку на плечо, покачал головой:
- Пусть идут.
Юна прижала Крину к груди и зашагала прочь. Мама никогда не одобряла мечту Юны об Оазисе, называя ее одержимостью, навеянной сказками, что рассказывал дед. «Нужно радоваться простым вещам», - говорила она. - «Если ты не счастлива сейчас, то и в Оазисе твое сердце не найдет покоя». Только Юна считала, эти слова - попытка успокоить, не давать впасть в хандру отцу, который будучи еще ребенком, потерял право жить под куполом, и всю жизнь старался вернуться назад. Когда после тяжелого рабочего дня он задумчиво сидел, склонив голову, Юна знала, он думает о том, что вряд ли сможет исполнить обещание, данное матери в день их свадьбы.