- Как же неловко получилось, - проворковала Юна, чтобы побороть собственное смущение и не уходить далеко от предложенной легенды, она негромко рассмеялась, но потом с укором добавила. - Чего же вы стоите как истукан, господин Харик, разве не видите, дама не одета, - одеяло надежно скрывало Юну по шею.
- Простите, я слишком волновался.... - Харик последний раз скользнул взглядом по комнате, больше он ничего не говорил.
- Кай, проводи господина.
Домоправительница и помощник Варро находились в дверях. Кальд с усилием поднялся с кровати, но толстяк этого не заметил, он уже стоял к нему спиной.
- Приношу свои извинения, - сказал Харрик уже в закрытую дверь. - Кальд захлопнул её перед носом толстяка и запер. Юна видела на лице Кальда облегчение. Он пошел к кровати, к ней на встречу, а потом рухнул практически в объятия Юны. Поселковая замерла, это было слишком неожиданно, тяжесть тела Кальда давила на неё, а горячее дыхание щекотало шею. Неловкость смешалась со смущением.
- Что ты делаешь? - она попыталась оттолкнуть его, но ничего не вышло. Кальд безвольным грузом лежал на ней... Он был без сознания.
Кальда не могли привести в чувство около получаса, он открыл глаза уже после того, как госпожа Лаэт всех выставила за дверь. Чуть позже она объявила, что волноваться не о чем, это было сказано абсолютно бесцветным голосом, хотя Юна и заметила, как руки домоправительницы дрожали. Больше к Кальду не пускали, и поселковая вернулась в комнату к книгам. Она снова принялась за поиски информации, на сей раз твердо решив, не отвлекаться на постороннее. Они и так потеряли много времени. Из-за визита толстяка Кальду стало хуже, и никто не знает, чем это грозит. Вернее, знают, но о плохом Юна старалась не думать, вскоре она и вовсе увлеклась делом, полностью сосредоточившись на нём. Она пролистывала книги одну за другой, но опять ничего. Опять различные истории и жизнеописания, в ряде книг говорилось о правителях Оазиса, о магах, но ничего о лечение магией. В книге авторства Хозе Морна ей удалось найти упоминания того, как один отшельник лечил бедняков с помощью кактусов, в том числе и раны, которые от сока заживали быстрее. Так же лечил агавой; мазь, которой госпожа Лаэт смазывала синяки и царапины Юны, была, как раз, на основе агавы. Бедняки, которых он излечил, считали его волшебником, но никаких упоминаний о том, что отшельник действительно владел магией, не было. Морн уделил этой истории около двадцати страниц, в конце он коротко упомянул, что пытался разговорить лекаря, узнать использует ли он еще что-то кроме помощи богов и даров пустыни, но не преуспел в этом - отшельника свалила лихорадка, а позже он умер.
Наступил вечер, Юна отказалась от ужина, но Кай принес ей в комнату фрукты.
- Как у тебя успехи? - спросила поселковая.
Она надеялась услышать хорошие новости, но мальчишка покачал головой, ставя поднос на небольшой столик.
- Слишком много книг, - сказал он, - и во всех бесполезная болтовня...
- Ничего, мы справимся.
Юна хотела подбодрить Кая, она легонько дотронулась до его плеча, почувствовав, как мальчишка вздрогнул. Выражение его лица на секунду изменилось, в нём промелькнуло нечто странное, похожее на благодарность, а потом превратилось в маску. Холодную и ничего не выражающую.
- Мы справимся, - еще раз сказала Юна, пытаясь вложить в слова всю уверенность, которой у неё не было. - Никогда не поверю, что во всех этих книгах нет ничего, что нам поможет.
- Кальду лучше, госпожа Лаэт сказала, что ему немного лучше, - неожиданно добавил Кай, только по его голосу не было заметно, что он верит в сказанное домоправительницей. - Поешь и пора возвращаться к делу, а то неизвестно сколько у нас осталось времени.
Кай ушел, оставив Юну наедине с фруктами и неприятными размышлениями. Она взяла в руки очередную книгу...
Трудно было сказать, сколько прошло времени, плотно закрытые шторы на окнах, отделяли её от внешнего мира, ей было неважно, что за окном: глубокий вечер, ночь или уже светает. Книга, за которую она взялась, в обложке кирпичного цвета, это - воспоминания путешественника. Они представляли собой путевые заметки, часто короткие, но о некоторых местах автор писал долго и особенно красочно, несколько глав он посвятил городу, что так же, как и Оазис жил благодаря куполу, что сиял над ним яркими переливами. Город, по словам автора, обладал необычайной красотой, он с любовью описывал улочки, вымощенные камнем, здания, вид которых Юне дорисовывало собственное воображение, часть повествования занимали описания горожанок, которые носили юбки чуть выше колен и славились свободными нравами. Любовные приключения мазками, вписывались в городские виды, но вдруг автор ушел от привычной манеры повествования, записи сделались отрывистыми и короткими: он начал писать о человеке, с которым познакомился в городе. Этого человека к нему приставили, во всяком случае, так считал сам автор, чтобы следить за ним и следить за тем, что доступно взгляду путешественника и писателя. Поселковая пролистнула несколько страниц, путешественник все еще писал о своем «провожатом», и о том, как они однажды выбрались за купол, кажется, сам автор хотел посмотреть на то, что осталось от разоренного поселка за его пределами, и там они встретились с тварями. Само сражение путешественник описал довольно сухо, а вот то, что случилось после... Юна вздрогнула, она облизнула пересохшие губы и внимательнее склонилась над книгой, зрение её не подвело, путешественник действительно писал о том, как после схватки с тварями, в которой его ранили, провожатый вылечил его при помощи магии. Он описывал светло-зеленое свечение, которое исходило от ладоней, приятное тепло, и как за несколько сеансов от раны не осталось и следа. Далее автор книги уже с любопытством относился к своему спутнику, который продолжал сопровождать его в прогулках по городу, он все время пытался выспрашивать о нем, его жизни и способностях. Из сведений, которые провожатый выдавал дозировано и крайне скупо, у путешественника сложилась следующая картина: способности оказались наследственными. Автор предполагал, что его заклятый спутник и спаситель, родился в другом городе, но раннем возрасте был вынужден переехать сюда, именно вынужден, поскольку его отец, забрав их с матерью, фактически бежал неизвестно от чего. Отец, как и сын, также был магом, более сильным и способным, какими возможностями он обладал, не удалось выяснить, но было известно точно, что он лечил. Именно он передал сыну знания, которые позволили спасти жизнь путешественника. Его имя никогда не упоминалось. Юна перечитывала снова и снова, глаза уже слезились, она мужественно вытирала скатывающиеся слезы и снова возвращалась к чтению. Имени так и не было. Следующая глава отводилась уже путешествию через пустыню, которое за неимением времени поселковая просто пролистнула. Снова другой город, опять никому не нужные описания горожанок и жаркой ночки у одной доброй вдовушки, снова пустыня. И уже почти в самом конце книги, когда Юна собиралась закрыть её, она заметила краем глаза описание купола, что возвышался над городом, собор, резиденция волшебников, в описание которой она узнала ту, что видела своими собственными глазами. Автор отводил описанию города не так много места, как обычно, и только парой предложений упоминал местных дамочек, его больше волновало то, что волновало и Юну. Путешественник писал уверенно, что его провожатый был родом именно из Оазиса. В конце, он неразборчивым почерком вывел фамилию Фоссе, а также написал, что однажды слышал о книге, написанной этим человеком, в которой он изобличал местного правителя, и, собственного говоря, из-за чего был вынужден бежать. У путешественника не оставалось сомнений, что этот Фоссе приходился отцом его вынужденному другу Фоссе.