Неожиданно все это кружащее над нашими головами шоу переместилось под стенку псевдо-здания, которое во время нашего пребывания на открытом пространстве заслоняло чуть ли не половину горизонта и приличную часть неба. Там — под стенкой — "полотнище" распалось на более мелкие клочья. Эти части, еще более подвижные, чем целое, с еще большей, чем ранее, энергией, начали кружить вокруг стоящего на земле шезлонга. На сей раз вид был просто отвратительный: он напоминал кружащих над телом жертвы пожирателей падали. Впечатление это усиливалось доносящимися с той стороны писками. Рой сконцентрировался на шезлонге. Вибрации черных, бесформенных пятен сокращали свою амплитуду, крики и писк делались все выше и тише, пока наконец всяческое движение не прекратилось: все, что до сих пор летало в окрестностях, осело на брезенте, сбиваясь в одну кучу.
Я не понимал, что со мной происходит. То ли потому, что слишком долго недвижно и излишне внимательно всматривался в одну дальнюю и темную точку, в результате чего у меня ненадолго закружилась голова, то ли совершенно по иной, не столь очевидной причине, как, например, потому что нельзя было согласиться с образом мира, в котором все было возможно, который раз за разом издевался надо мною, над моим беспричинным присутствием в нем, выворачивая наизнанку всяческий смысл, делая меня при этом беспомощным пред лицом своих непонятных законов — внезапно я захотел, чтобы вот, сейчас наступил мой конец, чтобы именно на этом завершилось время моего здесь пребывания.
Я шел — а может мне так только казалось, будто я иду — прямо перед собой, туда, куда обязательно должен был идти, медленным, шаркающим шагом, словно на торжественном параде, в то время как сверху и с боку за мною внимательно следил, проводя световым лучом, раздутый и впаянный в мрак ночи синюшный шар Луны. Моя тень, смолисто-черная и длинная, будто парус распростертого крыла, очерчивала вокруг меня огромный круг; видимо, я должен был идти по кругу, потому что тень заступала мне дорогу и сомкнулась со мною в том самом месте, из которого я вышел.
Вновь я увидал мужчину. Прежде чем отозваться, он на мгновение приподнял голову и тут же быстро опустил ее низко на грудь, где она попала в узкое русло тени. Но, прежде чем это произошло, его исхудавшее, костистое лицо — как какое-то время назад, в прямоугольник двери — всматривалось в Луну; я присмотрелся к этому лицу и вздрогнул. Ну почему я корил себя за то, что не удержал его от явной смерти? Это был Асурмар.
— Они насмехались над моим шезлонгом, — с ноткой триумфа в голосе заявил он.
— Так вы остались в живых, — вырвалось у меня. Предыдущее настроение уже лопнуло; вновь я был самим собой.
— По-видимому, точно так же, как и вы сам, господин Порейра, — ответил тот, непонятно отчего все еще сердясь на меня. — На сей раз нам удалось.
Лично я имел в виду его приключение, случившееся много часов назад, то есть, расставленную на него перед самым планируемым стартом ловушку, но, естественно, он не мог меня понять. И хотя говорил о чем-то совершенно ином, уже важной теперь опасности, к тому же явно принимая меня за кого-то другого, кем я никак не был, я уже отзываться не стал, потому что любой неуклюжий вопрос с моей стороны мог бы вызвать его изумление и требование объяснений, в которых — у меня были достаточно обоснованные причины опасаться этого — я тут же наверняка бы запутался.
Обернувшись в сторону отдаленной на несколько десятков метров матово-серой плоскости (уже раз названной из-за недостатка лучшего термина "плотиной"), мы направились к месту, где виднелось светлое, широкое отверстие выбитого в ней тоннеля, который — как могло показаться — не пробивал преграду насквозь. В какой-то момент, чтобы обойти свалившийся на тропинку ствол дерева, я выбрал иную, чем Асурмар, дорогу, который обошел помеху справа. Лишь только я сдвинулся влево, как встретил непреодолимую преграду: меня прижало к чему-то, что образовывало твердую и невидимую границу пространства. Загораживающая мне путь плоскость могла бы напоминать лист стекла, если бы не отсутствие каких-либо загрязнений и дефектов на ее девственной поверхности.