А ведь Ховрин меня даже не бил.
Что же сподвигло героического охранника применить силу к одному из самых дорогих гостей Оазиса, тому, кому по умолчанию позволялось поступать с девушками любым, самым ужасным образом? Недаром же Ася так испугалась, увидев его в зале. Недаром остальные при его появлении начинали молиться о том, чтобы сегодня выбор садиста пал не на них.
На этот вопрос ответа я не нашла, а спросить у самого охранника даже в голову не пришло. После знакомства с Белесым я не жаждала общения ни с одним из ему подобных. Даже с тем, кто за меня заступился, тем более, что совершенно непонятно, зачем он так поступил.
И только взявшись за ручку двери нашего домика, я задалась ещё одним вопросом. А почему Ховрин решил, что я сговорилась с Доннелом? Откуда ему это стало известно?
Я спросила об этом у самого Ральфа.
Мы лежали в постели, в номере, освещённом лишь беззвучно работающим телевизором. Как всегда после нашей близости, я испытывала двойственные чувства. С одной стороны — удовольствие от осознания своей нужности для него, пусть даже нужность эта была сведена к сексу, с другой — облегчение, что всё осталось позади. Сексуальные вкусы Ральфа были весьма разнообразны и изощрённы, отчего в процессе я уставала так, словно опять совершала побег из приюта по ночным лесам. Но тем приятнее потом было отдыхать, положив голову на твёрдое мужское плечо.
В такие минуты мы всегда о чём-нибудь неспешно беседовали, и сейчас я решила использовать их для рассказа о выходке Ховрина.
Ральф выслушал молча, лишь его плечо под моей щекой затвердело ещё больше. Голос, однако, прозвучал расслабленно.
— Не бери в голову, худышка. Он бесится от бессилия. Да и пьяный был наверняка, потом и не вспомнит.
Ральф редко называл меня по имени. Для него я была худышкой или лесной малышкой. Но чаще всего Лапкой — за пушистые сосновые лапки, украшающие моё тело.
— А если вспомнит? — я покрепче прижалась к тёплому боку Ральфа, неосознанно ища защиты от всех страхов. — Он же ездит сюда уже много лет. И будет ездить. А через год, когда я снова стану… ничья, ему ничто не помешает купить меня.
Ральф чуть повернул голову, небрежно чмокнул меня в макушку.
— Не бойся, Лапка. Когда истечёт этот год, мы что — нибудь придумаем.
Я благодарно потёрлась носом о его плечо и действительно перестала бояться. Доннел был не из тех людей, кто бросает слова на ветер. Кроме того, я безошибочной женской интуицией понимала, что небезразлична ему. Ни о какой любви тут, конечно, и речи не было, но он определённо чувствовал за меня некую ответственность. Это выражалось в той заботе, которой я была окружена. В привезённых подарках, в оставленных на карманные расходы деньгах, в желании сытнее накормить и теплее одеть, в тревожных вопросах о самочувствии, если я, как ему казалась, выглядела нездоровой.
Поэтому и сейчас у меня не было повода усомниться в его словах.
Конечно, я не тешила себя иллюзиями в духе истории Золушки. Глупо было даже допустить мысль о том, что Ральф Доннел заберёт меня к себе, в далёкую страну, на желанный Запад, и сделает своей если не женой, то хотя бы подругой, равной. Ведь сейчас, как ни назови, но, по сути, я являлась его наложницей. И понимала, что, скорее всего, такое его отношение ко мне не изменится. Поэтому самое большее, чего я могла желать, — его помощь с моим долгом, если тех денег, что я успею заработать здесь в ближайший год, вдруг не хватит. Мне казалось вполне реальным, что Ральф согласится купить меня ещё на несколько месяцев, сколько бы их ни понадобилось, для погашения остатков задолженности. А потом…
Признаюсь, как бы я ни была благодарна Ральфу за всё, что он для меня делал, но в моих планах после Оазиса для него места не оказалось. Там были Яринка, возможно, её Ян, и Дэн, которого мы надеялись разыскать. Если повезёт, вместе с Михаилом Юрьевичем и остальными другими, кого нам так и не удалось встретить в назначенное время на перекрёстке дорог…
Ральф шевельнулся рядом, высвободил плечо, повернулся на бок и осторожно провёл ладонью вдоль моего тела. Я вытянулась, принимая ласку, и дурашливо мурлыкнула, млея от удовольствия. В минуты секса Ральф бывал со мной если не грубым, то довольно бесцеремонным. Он мог вертеть меня, как куклу, стискивать до синяков, наваливаться всем весом, но зато в любое другое время обращался очень бережно и нежно. Почти трепетно. Словно был не пресытившимся сорокалетним мужчиной, знавшим много женщин, а романтичным мальчишкой вроде Яринкиного Яна.