Возможно, мне показалось, но глаза Ральфа потеплели, лоб разгладился, брови дрогнули. Нет, не поднялись опять милым домиком, но и хмуриться он перестал.
— Допустим, расскажу, — Ральф двумя пальцами взял меня за подбородок, не давая снова спрятать взгляд. — Но не станет ли хуже? Бурхаевский сынок закатит отцу истерику, отец осерчает пуще прежнего и, как думаешь, на ком отыграется? Опять же, на твоей подружке. Не лучше ли последовать моему совету и просто переждать бурю?
— Нет, — я упрямо мотнула головой, — не лучше. Раз Яринка так просила, значит, ей виднее, чем это кончится. Она Яна знает, а мы нет.
Ральф скептически хмыкнул, отпустил мой подбородок. Но я продолжала смотреть на него в упор, ожидая окончательного ответа, и Доннел вдруг кивнул.
— Хорошо. Позвоню этому вашему Яну, пусть тоже хлебнёт, не всё же твоей подружке за их игру в любовь расплачиваться. Тащи его номер, завтра поплыву на берег.
— Уже завтра? — прошептала я, не смея поверить в такую удачу.
— Завтра. Но не думай, что я изменил планы ради твоей парочки дураков. Дела у меня там. Через несколько дней вернусь.
Неожиданно для самой себя я снова пустила слезу, на этот раз от облегчения и вспыхнувшей надежды. Обняла Ральфа за шею, уткнулась лицом ему в плечо и принялась всхлипывать, бормоча бесконечные «спасибо».
А позже, когда мы легли в постель, впервые сама выступила инициатором близости. Сама покрывала поцелуями его шею и грудь и неумело ласкала твёрдое, так не похожее на моё, мужское тело. И впервые подумала, что любовь может быть не взрывом страсти, как у Яринки и Яна, и не выбросом в кровь гормонов, как уверяла Ирэн, а просто благодарностью.
Я даже уснула почти умиротворённой, поверив в то, что, пока рядом Ральф, ничего по-настоящему плохого случиться не может.
Но лучше бы вообще не засыпала. Потому что во сне снова увидела ныряющую среди волн очень бледную и грустную Яринку с гибким рыбьим хвостом.
Я навестила подругу на следующий день после обеда. Спросила разрешения у доктора, несмело заглянула в палату, прикрыла за собой дверь. Сначала мне показалось, что она спит, но опухшие веки дрогнули от звука моих шагов, приоткрылись. Я ожидала встретить пустой взгляд, полный вчерашних боли и безнадёжности. Но из-за страшной бордово-синей маски, в которую теперь превратилось лицо подруги, на меня спокойно и внимательно глянула прежняя Яринка. Уголки опухших губ дрогнули в намёке на улыбку.
Громко выдохнув от облегчения, я подалась вперёд, чтобы обнять мою многострадальную бедняжку, но не знала, как это сделать, не причинив ей новой боли, и лишь поцеловала в спутанные волосы.
— Ну что? — Яринка, верная своей натуре, не стала ходить вокруг да около и сразу перешла к главному. — Ты попросила Доннела позвонить Яну?
Я гордо кивнула, радуясь тому, что хоть чем-то могу её утешить.
— Да. Он с утра уплыл на большую землю и, наверное, уже позвонил. Обещал сделать это сразу.
Яринка попыталась удивлённо распахнуть глаза, но лишь болезненно сморщилась.
— Ох… всё болит. Дайка, спасибо тебе. И Ральфу твоему спасибо.
— Пока не за что, — я осторожно погладила её по плечу через белую больничную рубашку и еле сдержалась, чтобы не рассказать о том, насколько сама удивлена столь лёгким согласием Ральфа на подобную авантюру. — Как думаешь, что сделает Ян, когда всё узнает?
Яринка покачала головой.
— Не знаю. Для меня главное, чтобы Бурхаев не успел забрать у него деньги или карточку. Пусть Ян успеет убежать. Не хочу, чтобы он стал таким же, как отец!
— Он не убежит без тебя, — я была в этом уверена. — Наверняка же приплывёт, если у него будут деньги.
Яринка беспомощно всхлипнула, и я увидела, что всё её спокойствие — показное, поверхностное, готовое вдребезги разбиться в любой момент.
— Хорошо, если приплывёт, — прошептала она. — Хоть попрощаемся.
Я не нашлась с ответом. Успокаивать, говорить, что всё наладится, в такой ситуации было бы насквозь лицемерно. Яринка не дура и не хуже меня видит, что на этот раз выхода действительно нет.
— Ральф говорит — надо терпеть, — это единственное, что пришло мне в голову. — Если ты попытаешься убить Бурхаева, если даже хоть поцарапаешь его, тебя могут отдать… такому, как Ховрин.
Рассказывать Яринке про грозящее ей наказание в виде долгой и мучительной смерти, заснятой на видео для дальнейшей продажи извращенцам, я не стала: это было бы слишком жестоко. Но по её потускневшему взгляду поняла, что, возможно, она сама всё понимает.
— Э… а как ты вообще? Как себя чувствуешь? Что доктор говорит? — зачастила я первое, что пришло в голову, лишь бы разбить эту тягостную тишину.