По некому молчаливому уговору, ни я, ни Яринка не расспрашивали о Русалкиной яме у Вики или у Аси. Хотя меня мучил вопрос, были ли найдены и погребены тела погибших девушек, или этим просто никто не озаботился? Почему-то становилось очень обидно за них, хоть я и считала все обязательные похоронные церемонии чепухой, ведь мёртвым уже всё равно, как с ними обойдутся. Но думать о том, что эти несчастные до сих пор там, в холодной глубине, где только ил и темнота, было невыносимо.
По вечерам, когда Ася, Вика и остальные девушки нашего домика, наведя полный марафет и нарядившись, отправлялись на работу, о характере которой я каждый раз старалась не думать, мы с Яринкой оставались вдвоём. В эти часы уединения нам нравилось хозяйничать на первом этаже, готовить себе ужин в кухне, сидеть на диване в столовой перед большим плоским экраном (не чета убогим телеящикам из гостиных приюта), подолгу нежиться в ванной.
Как и рассказывала мне Яринка, выходить после восьми вечера нам запрещалось. Алла, темноволосая высокая девушка весьма внушительных форм, из соседней с нами комнаты, старшая и главная по дому, не закрывала нас, уходя, но взяла обещание — оставаться внутри до утра. Мы охотно пообещали. Не знаю, как Яринке, а мне совсем не хотелось встречаться нос к носу с полуголой пьяной публикой, которой хватало на улицах Оазиса после заката. Какой-то интерес, конечно, остался, и первые вечера я провела у окна, наблюдая за пляжным весельем гостей, но вскоре это надоело — ничего нового они не делали.
А вот чего действительно было не отнять у этого острова — никто не интересовался, чем ты занимаешься, во сколько ложишься спать и когда встаёшь. Сначала я, по старой, сложившейся годами в приюте привычке, после десяти вечера начинала расстилать постель. Но после того, как Яринка посмеялась надо мной и утащила вниз, в столовую, играть в приставку — забросила это дело. Игры были для меня в новинку, в приюте таких вещей не одобряли, и я просто прилипала к джойстику, стоило за него взяться. Теперь мы до полуночи играли в стрелялки и бродилки, а когда, наконец, укладывались, то ещё подолгу читали в постелях, пока глаза не начинали слипаться сами собой.
По утрам нас никто не будил, Ася и Вика возвращались и тут же ложились спать, так что просыпалась я чаще всего от жары, по вине бьющего в окно солнца. И начинался новый день — полный шума моря, горячего песка и блаженного ничегонеделания. Я бы назвала такую жизнь счастливой, если бы не постоянное ожидание решающего разговора с Ирэн, и того, что должно за ним последовать.
А случилось это, как всегда и бывает в таких случаях, неожиданно. Мы ещё нежились в постелях, толком не проснувшиеся, когда в дверь негромко постучали. Нравы у местных девушек и близко не напоминали те, что нам прививали в приюте. Наши соседки могли болтаться по дому полуголыми, громко хохотать, заглушая телевизор, переругиваться между собой, выражаться ужасными словами, но некоторые правила соблюдались свято. Как, например, — не входить без стука в чужой номер. Даже если ты здесь старшая.
Яринка опередила меня и торопливо впустила Аллу, пока стук не разбудил только недавно уснувших Асю и Вику.
— Ярина, Дайника, одевайтесь и спускайтесь в холл, — строгим шепотом оповестила она. — Я отведу вас к Ирэн, пора.
Моё сердце провалилось в пятки, сна как ни бывало. Яринка тоже выглядела испуганной. Но распоряжение старшей мы выполнили без промедления и через несколько минут уже шагали следом за ней по утренним, непривычно безлюдным дорожкам Оазиса. А шагать пришлось до самого Айсберга, сверкающего высокими окнами в лучах восходящего солнца. До сих пор я не задумывалась, где заседает Ирэн, но сейчас не удивилась. Помпезный Айсберг как нельзя лучше подходил для этой женщины.
Охранник в холле был уже другой, но и он с интересом уставился на нас. Точнее — с интересом на Яринку, а на меня, ковыляющую в арьергарде — с брезгливым недоумением. Да, дядя, убогие и покалеченные тут сегодня тоже присутствуют, такие дела…
Ирэн, как я и думала, расположилась на последнем этаже, куда бесшумный зеркальный лифт поднял нас за несколько секунд, в течение которых я ни разу не подняла глаза от пола, чтобы не видеть своего отражения.
Алла прошла в конец коридора, ступая очень мягко и почти неслышно, что выглядело удивительно при её габаритах, постучала в дверь тёмного дерева с глазком и нависшей над порогом камерой.
— Войдите, — донёсся изнутри голос-колокольчик, и мы оказались в святая святых — рабочем кабинете управляющей элитного загородного клуба «Оазис».