К счастью, продлилось всё недолго. Девушки допили шампанское, побросали посуду в раковину и, ещё раз поздравив нас, убежали кто куда. Остались только Ася, Вика и Алла, которые сразу стали серьёзными.
— Ну что? — спросила Ася, рассеянно ероша свой светлый ёжик волос. — Долго вас Ирэн убалтывала?
— Конечно, долго, — отозвалась вместо нас Вика, — это у неё со старшими разговор короткий, а лоли она жалеет.
— Кого жалеет? — не поняла я.
— Лоли, — пояснила Алла. — Так называют девочек-подростков. Жаргон. От слова Лолита.
На этот раз я хотела поинтересоваться кто такая Лолита, но Яринку беспокоили более насущные вопросы.
— Скажите, всё, что говорила Ирэн — правда? — спросила она с жалкой надеждой в голосе.
Девушки переглянулись.
— Смотря что она вам говорила, — наконец отозвалась Вика. — Хотя не в привычках Ирэн врать, она любит сразу начистоту. И правильно.
— Она говорила, что Оазис — это самое лучшее, что могло с нами случиться.
— А вы этого ещё сами не поняли? — очень искренне удивилась Вика. — Вроде вам обеим есть с чем сравнивать?
— Ой, да с чем им сравнивать? — отмахнулась Алла. — С приютом, что ли? Там ещё не всё так плохо, как после него.
— А ты тоже приютская? — удивилась я.
— А то! — старшая усмехнулась. — Сюда в основном сироты и попадают, те, кого искать никто не будет. И для нас это действительно лучший вариант.
Мы с Яринкой уныло переглянулись. Приют, конечно, не был самым приятным местом на земле, там многого недоставало для счастья, многое было под запретом, многое раздражало и угнетало. Но я бы сейчас, не задумываясь, поменяла этот уютный домик под сенью пальм на казённый корпус приюта, просторную зелёную комнату — на тесный дортуар, пляж за окном — на мой сосновый лес.
Алла по очереди посмотрела на наши грустные лица и решительно сказала, плеская себе ещё шампанского.
— Слушайте меня, мелкие, уж не поленюсь, расскажу ради такого дела свою историю.
Мы вежливо изобразили внимание, а Вика и Ася, наоборот, возвели глаза к потолку, словно эту историю им доводилось слышать уже не раз.
— Как я уже сказала, приютские мы, — начала Алла, парой глотков осушив свой бокал. — Я своих родителей и не знала никогда, всё как обычно — внебрачный ребёнок, их — в колонию-поселение, меня — в дом малютки. До двенадцати лет жила спокойно, потом нас посвятили в невесты, и тут началось. Как видите, природа меня одарила.
Алла поставила бокал на стол и двумя руками приподняла внушительные груди. Покачала вверх-вниз.
— Видали? Пятый размер, всё натуральное. А расти начали ещё лет в одиннадцать. Так что была я самой востребованной юной невестой в нашей группе. Тогда меня, дуру, это безумно радовало. И согласилась выйти замуж очень быстро. Жених, конечно, в возрасте был, но я думала, что так даже лучше выйдет, буду ему и за жену, и за дочку, баловать станет. Идиотка. Хотя сначала баловал. В приют приезжал, подарки привозил, помолвку устроил. Сейчас-то понимаю, что делал он это, лишь бы рыбка с крючка не сорвалась. А тогда радовалась, считала — вот она, любовь. Ну, исполнилось мне четырнадцать лет, забрал меня женишок, поехали расписываться. Тут я впервые и поняла, что не всё хорошо. Свадьбы-то не было. Пожалел он денег на свадьбу, даже в ресторан меня не сводил и не подарил ничего. Вместо этого сразу из ЗАГСа домой привёз и в постель потащил, даже ночи не дождался, как положено. Я избавлю ваши юные неокрепшие умы от подробностей, скажу лишь, что того, чем меня муженёк заставлял заниматься, я здесь ни разу не делала. Сейчас-то понимаю, что все эти разведенцы-перестарки затем и женятся второй раз на сиротах, чтобы все свои больные фантазии осуществить, жаловаться-то девочкам из приюта некому и идти некуда.
Алла замолчала, глядя в одну точку, потом со вздохом взяла со стола бутылку, вылила в свой бокал остатки шампанского.
— Три года я так мучилась. Пока старый хрен на работе, я квартиру вылизываю, ужин готовлю, он ведь что попало не ел, ему такое подавай, чтобы как в ресторане, и сервировка соответствующая. Ко всему придирался, урод. Спасибо, хоть кулаками не бил, боялся, наверное, что с синяками жаловаться пойду. Хотя кому жаловаться? Полиция таких дел не принимает, там считают — раз мужик бьёт, значит, заслужила. А если и примут? Ну, заплатит он штраф, так потом мне ещё хуже будет. Он меня за волосы таскал обычно: схватит, уронит на пол и волочит по всей квартире. Боль адская, а следов никаких.
Алла потрогала свои тёмные с белыми «пёрышками» пряди, достающие до плеч.