Алла не только разрешила мне прийти в фешенебельный ресторан Айсберга, но и сама лично привела меня туда. Разумеется, не предполагалось, что я стану несколько часов подряд только пялиться в зал, поэтому большую часть времени я чем могла помогала поварам, благо, заказов в ночь рождественского торжества хватало.
Ресторан блистал. Зря я переживала об отсутствии в Оазисе снега и прочей новогодней атрибутики. Здесь были и наряженная ёлка, сверкающая игрушками, и искусственные снежинки, время от времени начинающие парить в воздухе, и бесчисленные гирлянды, мигающие со стен и потолка. Официантки носились между столиками в костюмах, напоминающих наряд снегурочки, только в очень облегчённом варианте, оставляющем голыми их ноги и животы. Небольшой оркестр, пристроившийся с краю подиума, без устали исполнял новогодние мелодии, танцовщицы сменяли одна другую, ведущий что-то истерично вопил в микрофон.
Всё это так не походило на тихое уютное кафе, в котором я привыкла работать, что мне расхотелось лишний раз даже приближаться к окошку в зал. И, чтобы заставить время идти быстрее, я сосредоточилась на мытье посуды, стараясь не слышать гремящей с танцпола музыки и нетрезвых выкриков.
Яринкино выступление было торжественно запланировано на время сразу после полуночи, когда в зале должно собраться максимальное количество гостей. Оно и собралось. Время от времени выглядывая в окно раздачи, я уже плохо что-либо различала в клубах кальянного и сигаретного дыма, в порхании искусственных снежинок, но то, что все столики уже заняты, можно было понять по духоте и ровному гулу множества голосов. Официантки сбились с ног и бегали с подносами, как ошпаренные, повара выражались нехорошими словами, их руки с ножами и поварёшками двигались так быстро, что, казалось, размывались в воздухе.
В общем, мне, любящей тишину и уединение, всё это показалось преддверием ада, и я твёрдо решила до последнего отнекиваться от работы в Айсберге, если когда-нибудь мне поступит такое предложение.
В полночь грянул апофеоз безумия. На улице с треском начали рваться фейерверки, и вся пьяная публика повалила наружу, чуть не растоптав у дверей охранника. Пользуясь временным затишьем, официантки судорожно кинулись собирать со столов пустые тарелки, уборщицы набросились на разлитое по полу шампанское и раскиданный мусор, музыканты позволили себе небольшую передышку, обессиленно присев на блестящий подиум рядом со своими инструментами. А я невольно вспомнила прошлое Рождество, нашу приютскую церковь полную просветлённых лиц, мерцанье множества свечей, раскатистый бас батюшки Афанасия, читающего молебен, и свой собственный тонкий голос, вторящий ему, вплетающийся в общий хор. Вспомнила — и в который уже раз подивилась превратностям судьбы, так неузнаваемо изменившей мою жизнь за последнее время.
Когда салют отгремел и отсверкал в чёрном южном небе и зал ресторана снова наполнился народом, музыка не зазвучала. Вместо неё на подиуме в одиноком луче света возник ведущий с самым торжественным видом.
— Милые судари-и-и! — взвыл он, на мой взгляд, весьма придурковатым голосом. — Дорогие наши гости-и-и! Сегодня большой праздник, а что мы делаем по большим праздника-а-ам?!
Зал ответил дружным рёвом и свистом.
— Правильно-о-о-о! — зашёлся визгом ведущий. — По праздникам мы представляем вам новых цыпочек! Новеньких наших девочек! И сегодня-а-а! В эту холодную рождественскую но-о-очь! Я имею честь дать вам шанс согреться-а-а! Согреться в языках пламени нашей юной красотки-и-и! Горячей, яркой, огненной, во всех смыслах этого слова-а-а! Встречайте! Яростная Ярина-а-а!
Последний безумный вопль утонул в приветственном грохоте оваций. Одинокий луч погас, исчез вместе с ведущим, и в наступившей на миг темноте по углам подиума взметнулись вверх четыре алых фонтана искр. Ударил резкий музыкальный аккорд, вспыхнули гирлянды под потолком. И на пустое пространство перед блестящим шестом стремительно и мягко выметнулась Яринка.
Признаться, в первую секунду я даже не поняла, кто это. И не потому, что подруга в своём оранжевом, под цвет волос, костюме, с искусно наложенным вызывающим макияжем, на высоких игольно-острых шпильках, сильно изменилась внешне. Свою Яринку я бы узнала в любом наряде, под любым гримом, но в том-то и дело, что сейчас это была не она. Другой взгляд, другая пластика движений, другое выражение лица. Невероятно красивая, холодно-надменная, ставшая вдруг словно старше на несколько лет, отрешённая от всего — такой подругу я ещё не видела.