Из пакета появились бутылка, пара одноразовых стаканчиков и кулёк шоколадных конфет. Я невольно подалась назад.
— С каких это пор ты пьёшь?
— Со вчерашних, — охотно отозвалась Яринка. — Мы с Яном пили шампанское в номере.
— Я не хочу!
Да, в Оазисе алкоголем было никого не удивить, запрет на него здесь то ли не распространялся, то ли всё делалось в обход закона, но пили все. Шатающимся, а то и падающим человеком на улице было никого не удивить, наши соседки, даже возвращаясь с работы уже навеселе, вполне могли пропустить по бокалу или рюмочке перед сном. В холодильнике всегда стояли початые бутылки. Но у меня ни разу не возникало желания самой попробовать спиртное. В Маслятах взрослые хоть и позволяли себе брагу, но происходило это по большим праздникам и в малых количествах, а уж о том, чтобы поить ею детей, и речи быть не могло.
— Да брось, — Яринка потрясла бутылкой. — Тут меньше половины, и оно лёгкое, мы даже ничего не почувствуем. Выпить по такому поводу обязательно нужно!
— Да по какому такому поводу? — я повернулась к Яринке и только сейчас поняла, что до сих пор продолжала сидеть лицом к морю, напряжённо вглядываясь в темноту безбрежных вод.
Яринка хитро прищурилась:
— А вот выпьем, тогда и узнаешь.
Обречённо вздохнув, я потянулась за стаканчиком, который подруга успела наполнить, но сделала это вовсе не потому, что сочла её доводы убедительными. Мне хотелось побыстрее закончить наш разговор и уйти с пляжа. Уйти к уютному свету фонарей и окон, к звукам голосов, к обществу других людей. Близость ночного моря беспокоила меня всё сильнее. Как и негромкий всплеск, снова донёсшийся из темноты.
Яринка стукнула краем своего стаканчика о мой и торжественно произнесла тост.
— За меня! За то, что я сделала это!
Я, уже пригубив вино кончиками губ, помедлила, ожидая продолжения, но его не последовало. Алкоголь оказался на вкус ненамного лучше, чем на запах. Нечто кислое и терпкое, оставляющее на языке назойливое приторное послевкусие. И что люди в нём находят?
Поморщившись, я поставила стаканчик на песок, снова пытливо вгляделась в темноту и поторопила Яринку.
— Так за что мы пили? Что ты сделала?
— Я лишилась девственности, — гордо объявила подруга, тряхнув волосами, как встряхивает гривой своенравная лошадка.
Я помедлила с ответом. Нельзя сказать, что Яринка меня удивила, ведь разве до сих пор не к этому всё шло? Но я не знала, какой реакции она от меня ждёт. Сочувствия или поздравлений? Поэтому всё, что мне пришло в голову, — неловко спросить:
— Э… ну и как?
На этот раз уже Яринка замешкалась, прежде чем ответить, отвела глаза в сторону, словно решая что-то про себя. А потом растерянно пожала плечами.
— Да ты знаешь… никак. Приятно только ласкаться и целоваться, а потом фигня какая-то.
Я поёжилась.
— Больно было?
— Да ну, — Яринка небрежно отмахнулась, — терпимо. Даже не то что бы больно, а внутри неудобно и как будто щиплет. Но Яну понравилось.
— Ещё бы ему не понравилось, — неприязненно отозвалась я, и непорочный образ медноволосого Яна потускнел в моём сознании. — Не ему же терпеть.
— Ты не думай, что это он настоял! — тут же вскинулась Яринка. — Он, наоборот, не хотел, предлагал подождать. Я сама к нему полезла.
А вот тут я удивилась.
— Зачем?!
Яринка брезгливо скривилась.
— Вспомнила его отца потому что. И подумала, что здесь ведь вообще непонятно, что будет завтра. Всего можно ожидать. И что лучше я сделаю это в первый раз с Яном, пока есть возможность, чем потом какой-нибудь старый пердун на меня залезет.
Я обдумала её слова и согласилась с ними. Если уж тебя угораздило влюбиться, как бы подруга не отрицала своей влюблённости в Яна, то надо воспользоваться этим по полной программе. Можно даже сказать, что Яринке здесь повезло куда больше, чем большинству местных девушек. И даже больше, чем девочкам из так называемых приличных семей, которым родители сами выбирают мужа, руководствуясь лишь своими соображениями.
Эта мысль неожиданно принесла мне почти эйфорическое облегчение, и я потянулась к кульку шоколадных конфет, который Яринка положила между нами, но тут со стороны моря снова донёсся всплеск. Но на этот раз громкий, явственный, такой, что его уже нельзя было списать на разыгравшееся воображение.
— Ты слышала? — спросила я Яринку, сдавленным от испуга голосом. — Плещет что-то…
Но подруга посмотрела на меня удивлённо.