— Не в этом дело, — так же задумчиво, словно беседуя сама с собой, ответила Алла. — Просто я знаю Ральфа, и у него совершенно другие вкусы.
Ральфа? Знает? Почему-то это заявление покоробило меня сильнее, чем всё сказанное ранее, но я заставила себя промолчать, не показать вдруг охвативших меня эмоций.
— И какие вкусы у этого Ральфа? — спросила Яринка, переводя недоумённый взгляд с меня на Аллу.
Та вздохнула, на миг замешкалась, но потом, решительно тряхнув головой, ответила:
— А вот такие. Я — одна из его постоянных пассий. Он покупает ночь или две со мной каждый раз, когда появляется в Оазисе. И ещё с несколькими девушками моего типажа. Но ни разу ни с кем, похожим на Дайку.
Я невольно скользнула глазами по аппетитной фигуре нашей старшей. Высокая грудь, крутые бёдра, покатые плечи… Сдобная булочка, кровь с молоком, пышка — вроде так называют девушек подобного типа? Если да, то я, пожалуй, стручок горошка рядом с ними. Особенно теперь — такая же зелёная.
Наверное, на моём лице ясно отобразились эти самокритичные мысли. Алла быстро добавила:
— Такие, как ты, тоже многим нравятся. Но не Ральфу. До сих пор, по крайней мере. И… ещё кое-что очень странно.
— Что? — испуганно спросила Яринка.
— Аукцион заканчивается, когда кто-то в течение суток не может перебить цену, названную последней. Но с начала Дайкиного аукциона прошли всего сутки. И закончиться так быстро всё могло лишь в одном случае. Если кто-то предложил такую сумму, которую невозможно перебить. Только тогда дальнейшие торги становятся бессмысленными. Выходит, Ральф заплатил за тебя очень много, Дайка. Извини, но неоправданно много.
Я почувствовала странную смесь унижения и гордости. Да, меня продали, как вещь, но ведь как очень ценную вещь! И уж не стала ли я в таком случае не только самым креативным, но и самым дорогим проектом Ирэн? А если да, то чем, чёрт возьми, она ещё недовольна?
Алла поднялась.
— Ладно. В любом случае, я поздравляю тебя, Дайка. Ральф хороший, — она вдруг неловко усмехнулась. — Пожалуй, один из немногих, с кем я согласилась бы и без денег. К вечеру будь готова, отведу тебя к нему.
И, не дожидаясь моего ответа, старшая покинула номер.
Яринка проводила её глазами и уставилась на меня требовательно и возмущённо. Разумеется, я собиралась рассказать подруге о своих ночных приключениях всё без утайки, ведь кому, если не ей? Но не сейчас. Сейчас больше всего мне нужно было оказаться одной, разложить по полочкам случившееся, осознать грядущие перемены и подвести итоги.
Я торопливо выбралась из постели, сунула ноги в тапочки и стремглав бросилась за дверь, крикнув через плечо:
— Я в душ!
— Эй! — возмутилась за спиной Яринка. — А ты мне ничего не хочешь…
Но я уже бежала по лестнице.
Горячие струйки воды приятно щекотали кожу, смывая ночную усталость и въевшиеся ресторанные запахи: алкогольные испарения, сигаретный дым, дух жареного мяса и мужской туалетной воды. Капли стекали по сосновым иглам, украшающим моё тело, делая их выпуклыми, ещё более трёхмерными. Мокрые волосы облепили плечи и спину. Я стояла не шевелясь, ощущая абсолютную пустоту, как в голове, так и в душе. Даже радости по поводу моего спасения от Ховрина больше не было. Разве что эхо отстранённого недоумения, охватившего меня на подиуме, во время дебюта. Как получилось, что всё это происходит в действительности, со мной? Можно ли проснуться?
Когда от горячей воды стало жарко, я закрутила краны и выбралась из ванной, где замерла перед большим — с пола до потолка — зеркалом, внимательно глядя на себя и пытаясь представить, что это кто-то другой сейчас разглядывает мои лицо и тело. Получалось неутешительно.
Лицо — ладно. Не такое, конечно, как у Яринки, без вызывающей утончённой красоты, притягивающей взгляды, но тоже ничего. Ставшие почти чёрными брови и ресницы, а так же пушистая сосновая лапка, почти закрывающая правую щёку и подбородок, сделали своё дело, и теперь мне нечего стесняться. Но вот тело… выступающие рёбра и ключицы, тонкие, кажущиеся неуклюжими, как у новорожденного жеребёнка, ноги, два крохотных бугорка грудей. В общем — до Аллы мне, как вплавь с острова до берега…
Я вдруг поймала себя на том, что очень беспокоюсь о впечатлении, которое произвела на Доннела. Понравилась ли я ему, или он потратил свои деньги, лишь преследуя цель досадить Ховрину, не доставить ему удовольствия, оставить за собой последнее слово? И, если так, то не всё ли мне равно, что думает Доннел о моей скромной внешности? Тем более, что его внешность я даже не запомнила.