Старатели, возвращаясь с добром, по сути, вырвавшись с юга живыми, начинали пропивать добытое прямо тут, на чём местные дельцы-барыги делали хорошие деньги. Людишки пропивали тут всё, а на оставшиеся деньги покупали снарягу и снова собирались в дорогу. Снова на юг, в Пермь. Пошумят-пошумят, попьянствуют мужички и уйдут на юг, откуда вернутся с новым добытком. Ну, или сгинут там навсегда. Горохов отлично знал таких людей и отлично знал, как им даются эти пьянки. Он их не осуждал.
– А вы не скажете, – он достал из внутреннего кармана старый платок и протёр им жирные после булки пальцы, – не скажете, кому я бы мог продать медикаменты?
– Медикаменты? – Женщина смотрела на его платок. – Может, и я куплю. Чем вы торгуете?
Горохов достал первую попавшуюся под руку банку, это был сульфадиметоксин, и показал ей.
– Ой, нет, на это у меня денег нет. – Она потрясла головой.
Горохов подумал, что она врёт, да, антибиотик стоит немало, но у такой опрятной женщины с хорошим домом и с чистым лицом без проказы деньги есть. Уж полтора рубля нашла бы, просто она боится, что незнакомец продаст ей подделку. Горохов не настаивает. Прячет банку в карман.
–Ну, а кто может это купить?
– Доктор Рахим. Да, он купит сразу. – Говорит женщина довольная, что он её не уговаривает. – Или Валера.
– Валера Генетик?
– Да, да, знаете его?
– Знаю. Он меня уже лечил.
– Вот он может. Но у него с деньгами всегда плохо, а вот доктор Рахим купит, этот вечно при деньгах, богатей наш.
– Только эти двое? Понятно. – Горохов кивнул.
Он хотел уже прощаться, но женщина тут добавила:
– Ну, или Люська-проказа, но она вам хорошую цену не даст.
– Что? Кто? Какая Люська? Не та ли, что в банке работает?
– Она, она. Знаете её?
– Был в банке сегодня. Видел. Так она тоже может купить? Она что, покупает медикаменты?
– Она всё покупает, – женщина сделала многозначительную мину на лице, – и всё продаёт.
– А почему вы её проказой назвали?
– Так она проказа и есть, мошенница и воровка. Краденое покупает. Да и шалава, наверное. То с одним поживет, то с другим. Прыгает из одной койки в другую, всё не пристроится никак, всё побогаче выбирает.
«Вот оно как. Значит, она не просто сотрудница банка Людмила, значит, она Люська-проказа, скупает всё, что выгодно, даже если оно и краденное».
Впрочем, верить всякой бабе, которая поносит другую бабу – дело неразумное. Геодезист давно уже не верил никому просто так. И поэтому с Людмилой из банка он захотел встретиться, поговорить. Может, и разговор сложится. Может, что интересное получится.
Горохов попрощался с торговкой булками и пошёл дальше по улице. А мимо опять проехал грузовичок, поднимая пыль. Где-то в переулке открыта дверь: свет, играет музыка, говор.
Пьяно смеются весёлые женщины. Пара мужиков грузят в квадроцикл сети для саранчи, хотя уже поздновато – сети ставят в сумерках, пока солнце не зашло. Впрочем, в каждом оазисе свои правила лова саранчи.
Где-то вдалеке хлопнул пистолетный выстрел. Горохов остановился. Стал поближе к стене дома, мимо которого шёл. Подождал. Нет, больше не стреляли. Да, город жил именно ночью.
Он подумал, что лучше ему поспешить найти ночлег. Ему вовсе не хотелось попасть под глупый шальняк в ночных разборках пьяных старателей с бандитами.
Пьяная бабёнка так забавно ругалась с каким-то мужиком, что Горохов увлёкся перипетиями беседы и чуть не проскочил мимо. В темноте дома мало отличимы, а никакого огня около «Столовой» не было. Хорошо, что это здание тут самое большое и у него есть окно – настоящее окно со стёклами, выходящее прямо на улицу, а не куда-нибудь во двор.
Горохов подошёл к двери и, взявшись за ручку, потянул к себе. Нет. Попробовал ещё раз, вложив силу. Глупо. С первого раза было понятно, что дверь заперта. Она ещё и хорошо уплотнена от жары и пыли, она не сдвинулась и на полмиллиметра от его усилий.
Он попробовал стучать. Сначала костяшками пальцев в лист железа, но сам едва расслышал свой стук. Он постучал стволом обреза – даже так не вышло хорошего звука. Дверь уплотнена, там внутри и вовсе никто бы не услышал. Тогда он подошёл к окну и хотел заглянуть внутрь, прежде чем стучать в стекло.
Приложил руку к стеклу, чтобы свет от лампы на соседнем доме не мешал, и вплотную приблизил лицо к стеклу.
Он приблизил лицо к стеклу, носом его коснулся… и замер. Нет, он не разглядывал что-то в темном помещении, он замер от неожиданности и даже, кажется, испуга…
Давным-давно ночью в степи он видел, как в темноте красным отблеском отсвечивают круглые глаза дроф. Птичьи глаза казались яркими красными кружками на фоне черноты. Он испытывал весьма неприятное чувство, когда в кромешной ночной мгле вспыхивал такой ровный, круглый огонёк. Горохов тогда был ещё молод, неопытен и брался за оружие без разговоров. Он тогда ещё не знал, что так «бликуют» глаза многих животных в темноте.