Какое-то время мы молчим, смотрим за падением снежинок и думаем — Летти о прошлом, я о будущем.
— Знаешь, у меня не выходит быть ведьмой, — говорит она после недолгих раздумий. — Мне не очень хочется портить вам или людям жизнь. Да и ненавидеть вас всех не выходит.
— Ненависть — дело наживное, — философски замечаю я. С полчаса назад ненавидеть совет у меня получалось очень даже славно.
— Ангел не должен так говорить, — с деланной поучительностью заявляет Летти.
— Ангел много чего не должен.
— А знаешь, я вас раньше по-другому себе представляла, ну до того, как впервые тебя увидела, — говорит и смотрит на меня во все глаза, будто подмечает перемены. А я со временем и не меняюсь нисколько, всё такой же выбеленный и взъерошенный, разве что волосы начал в хвост убирать, чтобы не мешались.
— Только не говори, что в белой рясе, с золотыми кудряшками и нимбом над головой. Да ещё и правильными, как равнобедренный треугольник. Я этого не переживу! — я бы даже картинно руки заломил, но между лопаток до сих пор противно ноет, так что я стараюсь обходиться без лишних движений.
— Я рада, что ты не такой, — Летти смеётся, и у меня на душе становится легче, даже фантомные крылья меньше болят.
— Я тебя ждала, — добавляет она после недолгой паузы, — очень. Спасибо, что пришёл.
Почему-то вдруг смущаюсь, даже самому странно с чего бы. Ангелов замечать не принято, благодарить — тем более, а оно, оказывается, приятно. Летти снова смеётся, я краснею, не сильно, но думаю с моей-то бледностью, заметно.
— Пришёл-то пришёл, — говорю я, — но что дальше делать совершенно не представляю. Я ж практически как ты выбрался. Сбежал то есть. Непутёвый у тебя ангел-хранитель, прости уж.
— Ничего, — улыбается она и прислоняется к моему плечу. — Главное, что есть. Вдвоём лучше, чем одной.
Так мы сидим. Одни в пустом парке. Где-то вдалеке звучит музыка, кажется, кто-то даже поёт вживую. Впереди виднеется оживлённая улица, сияющая неоновыми огнями. По ней проходят люди, чаще весёлыми компаниями или парами, реже — в одиночку. Почти все — в сторону площади. Там огромные часы на старинной башне совсем-совсем скоро скажут людям о том, что они пережили ещё один год. Раньше — совсем давно, когда и меня-то ещё не было — смысл праздника был именно таким «спасибо ангелы, что помогли прожить ещё год». Сейчас же всё упростилось до «ура, новый год наступил». По-моему, оно к лучшему.
Год кончается, снег падает, а мы всё сидим, почти демонстративно ждём чуда. А оно всё никак не случается.
***
Не сразу понимаю, что кто-то идёт. Сначала замечаю, что соседний фонарь выхватил из тьмы какое-то яркое пятно, которое вскоре вновь исчезает. Подумал, мало ли, отсвет или ещё что-то. Вертеться и рассматривать не с руки, Летти пригрелась и уснула у меня на плече, не будить же.
Но вскоре я услышал чьи-то шаги. Откуда-то до сих пор доносилась музыка, с площади долетали крики и смех, а я как-то ухитрился расслышать шаги. Лёгкие, почти бесшумные. Люди так не ходят — это я отлично знал.
Напрягся всем телом, пялился во тьму и ждал. Сам не знаю чего, может, ведьму, может инквизиторского ангела. Для инквизитора мы были бы отличным уловом. Ведьма и блудный (или уже падший?) ангел. Ну не удача ли? Но вижу я нечто совсем иное.
Яркий блик отполированного металла режет по глазам. И почему эти штуки всегда так сверкают? Разве им не положено быть траурно-матовыми и блёклыми? Потом из тьмы выплыл и весь совершенно не траурный силуэт жнеца. Как обычно весь чёрно-красный, словно состоящий из огня и углей.
Я рефлекторно притягиваю к себе Летти, от чего она почти мгновенно просыпается, открывает глаза и пялится на Квелма. Тот в ответ пялится на неё. Скорее всего, пялится, рыжая чёлка падает ему на глаза так, что и не поймёшь толком куда он смотрит. Он эту свою чёлку убирает только когда работает, а так… Уже почти начавшаяся паника мгновенно отступает.
— Да не бойся, я не за ней, — Квелм растягивает губы в жутковатом подобии улыбки. Летти это не пугает, она рассматривает его с просто жутким интересном. Оно и понятно, личность крайне колоритная.
Колоритная личность тем временим переводит взгляд на меня и скалится ещё шире. Зубы у него чуть заострённые, что, кажется, особенно поражает Летти.
— Давно, не виделись, Микаэль, — он окидывает меня критическим взглядом, как могу судить по одному выглянувшему из-за чёлки глазу. — Это ты сейчас инеем покрылся или сам по себе ещё белее стал?
Игнорирую вопрос. Это у нас стандартная фраза, считай вместо приветствия. Квелм белый цвет терпеть не может, почти так же сильно, как я, и всё попрекает меня природной белизной, да грозится однажды перекрасить в какой-нибудь «пристойный» цвет.
— А вы жнец? — спрашивает моя бесстрашная ведьмочка и всё косится на лезвие косы, не со страхом, с интересом.
Квелм кивает, Летти оживляется, почти ёрзает на месте. Ну да, не каждый день чью-то смерть встретишь.
— Вы друзья, да? — Летти смотрит на меня, потом на Квелма.
— Собутыл…
Но я успеваю подскочить и зажать рыжей твари рот раньше, чем моя репутация будет очернена в глазах подопечной.
— Можно сказать, что друзья, — соглашаюсь я.
— Так она та самая ведьма, которой сначала выдали ангела-хранителя? — спрашивает Квелм, как только ему удаётся выбраться из моего захвата. Спрашивает и, не дожидаясь ответа, продолжает: — Как чувствовал, что она твоя. Кому ж ещё могло так повезти.
Летти от этой фразы становиться грустно, жнецу наоборот весело. Вроде только лицо нормальное выражение приняло, а он уже снова скалится. Может, это у него непроизвольно выходит?
— Я бы на вашем месте тут не сидел, — продолжает Квелм, резко меняя тему. — Ведьмы под Рождество особенно лютуют. Её искать будут. А тебя с ней за компанию заберут. Знаешь, слышал у ведьм есть такая традиция, жрать ангелов в их праздник, вроде как это магической силы добавляет. Верно, ощипывают вас, как куриц, и жарят в духовке, или суп варят, а, может, только кровь пьют. Подожди, или кровь это про младенцев?
Квелм картинно задумывается. Чувство юмора у него всё же ужасное. Такие страшилки он находит смешными, и в этот раз страшилка даже не совсем выдуманная. Слухи о подобных обычаях ведьм действительно ходят, кто-то в них верит, кто-то нет, но в людской мир под Рождество большинство предпочитает не соваться. Так, на всякий случай.
— А на Самайн они поджаривают жнецов на собственных косах, как на шампурах, — отвечаю я, скалясь почти так же, как сам Квелм.
Рыжему чудовищу наш диалог явно доставляет какое-то извращённое удовольствие, а вот Летти от него не по себе. И не мудрено. Я уже было собираюсь свернуть эту тему, как меня осеняет.
— Кстати о ведьмах, — начинаю я, — ты вроде говорил, что у тебя есть знакомая, ну та, которая ещё простой гадалкой прикидывается.