Присутствовавшие горячо ратовали за немедленное представление проекта на утверждение И. В. Сталину и упрекали меня в нерешительности. А я действительно колебался. Ведь знал же, что из пушки осталось еще отстрелять несколько десятков выстрелов (чтобы полностью закончить программу испытаний), а это... Поэтому, не имея окончательного заключения полигона, воздерживался от подписи.
Но в конце концов, поддавшись уговорам, а может быть, и пребывая в предновогоднем настроении, я все же подписал проект. И в час ночи 1 января 1944 года было уже получено постановление ГКО, утвержденное Сталиным.
А утром...
Часов в девять мне неожиданно позвонили с полигона и сообщили, что после окончания испытаний по одному из узлов противооткатных устройств орудия получены неудовлетворительные результаты. А это значило, что пушка считается не выдержавшей испытаний и подлежит отправке на доработку.
Вот это сюрприз так сюрприз!
Немедленно еду в Наркомат вооружения. Здесь уже собрались все, кто имел хотя бы какое-то отношение к созданию и испытаниям новой пушки. В том числе и. ее конструктор В. Г. Грабин.
Тут же с его помощью и при участии достаточно компетентных инженеров был проанализирован выявленный при испытаниях дефект, найден путь к его устранению. Руководство завода, с которым связались по телефону, заверило, что справится с доделкой в срок. Появилась уверенность, что все обойдется по-хорошему: пушку в январе доиспытают, а с 1 февраля 1944 года танки Т-34 пойдут в войска уже с нею. Словом, так, как и было обусловлено постановлением ГКО.
Но тем не менее этот малоприятный факт утаивать от И. В. Сталина было нельзя. И где-то около двух часов дня я все-таки позвонил ему и доложил о происшедшем.
Сталин молча выслушал доклад и, ничего не ответив, положил трубку. А уже вечером в своем кабинете, медленно прохаживаясь, остановился напротив меня и, глядя довольно сурово, погрозил пальцем. Потом негромко сказал:
- Это вам урок на будущее, товарищ Яковлев...
Я, покраснев, постарался заверить Верховного, что, по нашему твердому убеждению, все теперь будет в порядке и постановление ГКО мы не сорвем.
На этом, к счастью, тот инцидент и закончился. В заключение хочу сказать, что Д. Ф. Устинов лично выехал на доводящий пушку завод и буквально сутками не выходил из его цехов. Уже на четвертый день была готова в высшей степени сложная деталь пушки - стальная люлька. Причем Дмитрий Федорович сам проследил ее путь от белков (чертежей конструкторов) до отливки и окончательной доделки.
Последующие испытания 85-мм танковая пушка выдержала успешно.
* * *
Но если Наркомат вооружения в своей огромной деятельности опирался на ряд крупнейших заводов, созданных волею партии в годы минувших пятилеток и являвшихся хорошей базой для выполнения заказов Наркомата обороны СССР, то с производством боеприпасов вопрос обстоял несколько по-иному. Наша химическая промышленность в начале сороковых годов еще не получила того развития, которого потребовала война.
Итак, одни заводы Наркомата боеприпасов не могли удовлетворить всех потребностей фронта в своей продукции. Необходимо было спешно изыскивать в промышленности почти всех других наркоматов нужные материалы и оборудование, на котором можно было бы производить корпуса снарядов и мин, капсюльные втулки, корпуса взрывателей, а также побочное - картонаж и укупорку. Остро стоял и вопрос с сырьем для производства порохов и взрывчатки.
Конечно, часть этой продукции, и прежде всего пороха и взрывчатка, производилась на заводах Наркомата боеприпасов. Но вместе с тем в это время не осталось практически ни одного промышленного наркомата, который бы не участвовал в производстве боеприпасов.
Перечислю только основные из них. Конечно, это в первую очередь Наркомат вооружения под руководством Д. Ф. Устинова. Затем - Наркомат легкой промышленности, который возглавлял А. Н. Косыгин. Немало сделал Наркомат химической промышленности, наркомом которой был опытный инженер и организатор М. Г. Первухин, а также Наркомат черной металлургии, во главе которого стоял И. Т. Тевосян. Кстати, от поставок этого наркомата зависело прежде всего производство корпусов снарядов, бомб и мин.
Заводы Наркомата цветной металлургии, которым ведал П. Ф. Ломако, обеспечивали поставку металлов для производства снарядных гильз, а также вольфрама для подкалиберных снарядов. Наркомат минометного вооружения, возглавляемый П. И. Паршиным, позаботился о производстве установок для PC ("катюш") и корпусов мин. Я уже не говорю о том, что свою лепту в это дело внесли наркоматы танковой промышленности, судостроительной и Наркомат путей сообщения.
Чертежами на производство тех или иных элементов выстрелов заводы снабжало ГАУ. Его же военная приемка контролировала качество производимого, а подчас даже и поступающего сырья.
Наркомом боеприпасов в годы войны был Б. Л. Ванников, высокоэрудированный, с большим производственным опытом инженер. Борис Львович обладал хорошими организаторскими способностями, был напорист, умел поставить работу не только на заводах своего наркомата, но и у смежников, от поставок которых зависело многое.
В этой нелегкой и хлопотливой работе Б. Л. Ванникову очень помогали его заместители П. Н. Горемыкин, М. В. Хруничев и Н. В. Мартынов, тоже отличные руководители, вкладывавшие весь свой опыт и знания в дело увеличения производства боеприпасов, объем поставок которых все время возрастал.
* * *
И все же положение с боеприпасами оставалось довольно напряженным и в 1942 году, и даже в 1943-м. Правда, операция по разгрому немецко-фашистской группировки войск под Сталинградом, а также наши последующие наступательные операции 1943 года (имеется в виду в первую очередь сражение на Курской дуге) были обеспечены боеприпасами вполне удовлетворительно. Но, подчеркиваю, лишь удовлетворительно. И только в 1944 году положение в этом вопросе улучшилось довольно существенно.
Но именно с 1944 года у ГАУ возникли с боеприпасами заботы иного плана. Дело в том, что наши артиллеристы при продвижении вперед подчас оставляли на прежних огневых позициях завезенные, но неизрасходованные снаряды. На головных отделениях армейских складов из-за напряженного положения с транспортом также лежали не включаемые в дело запасы боеприпасов. А все это, вместе взятое, искусственно снижало боеобеспеченность фронта в целом.
Требовалась твердая рука, чтобы навести в деле порядок. И ГАУ этим занималось. Во-первых, спустило в войска строгое указание (естественно, по линии командования), чтобы артиллеристы не оставляли на позициях неизрасходованные боеприпасы, а в любом случае забирали их с собой, Во-вторых, в силу своих возможностей помогало фронтам решать транспортную проблему.
В ходе войны сложился (и надо сказать, полностью себя оправдал) довольно четкий порядок отпуска боеприпасов фронтам. План этих поставок сверстывался, как правило, в группе Госплана при члене ГКО. Эту группу возглавлял неутомимый труженик и умелый организатор Н. А. Борисов, получивший впоследствии высокое звание Героя Социалистического Труда. Потребность заявлялась ГАУ. При этом мы и исходили из нужд фронтов, которые складывались из того минимума боеприпасов для месячного расхода, которые необходимы были фронту на каждую единицу оружия. Естественно, в первую очередь учитывалось положение фронта, то есть какую роль он на данном этапе выполнял. Карельский и Северо-Западный фронты в 1942-1944 годах, например, занимали довольно устойчивую оборону. Для них нормы одни. Ленинградский же фронт, хотя и получал часть боеприпасов за счет производства на предприятиях осажденного города, все равно нуждался в возможно больших поставках из центра, так как находился в невероятно трудных условиях блокады. В первую очередь ему нужны были боеприпасы тяжелых калибров, в основном пушечные, необходимые для контрбатарейной борьбы.
Я специально не говорю здесь о том, как обеспечивались нами операции крупных масштабов. Потому как речь сейчас идет лишь о том минимуме снарядов, который всегда должны были иметь фронты.