примечание 3: Именно на этой метафизике полезного и строятся два варианта утилитаризма: один — теоретический, а другой — нормативный (ср. А. Кайе, «Критика утилитарного разума»). Первый – в рамках которого люди предстают обособленными индивидами, а все их поступки будто бы объясняются пользой, извлекаемой каждым человеком по отдельности, – это, очевидно, единственная антропологическая модель, способная вырасти из такого скудного метафизического перегноя, где любые отношения рассматриваются как отношения полезности. Нормативный утилитаризм исходит из истинности первого варианта и настаивает на том, что так и должно быть, добавляя, что высшая польза есть высшее Благо; а это всего-навсего принципы нравственности, причём якобы имманентные, продиктованные той самой метафизикой. Нельзя всерьёз оспаривать утилитаризм, не посягая на его основу – метафизику полезного.
II. Обмен как общее понятие
5. Наибольшая часть ошибочных представлений о древнем мире основывается на идее о вечности рыночных категорий и на вере в их естественность. Современный человек уверен, что в прошлом люди были такими же, каким он видит самого себя, с той только разницей, что они должны были быть менее совершенными. Нить нашего рассуждения проведёт нас через груды развалин, оставшихся от этой дивной эволюционистской умиротворённости.
а) Дар
6. Многие всё ещё расценивают первобытное общество как общество беспримесной потребности. Однако потребность – вовсе не первичный элемент человечества: она не обусловливает всю человеческую жизнь и являет собой не больше того, что существовало на заре человеческой истории. Потребность – не первобытное явление, а наоборот, порождение современности.
примечание: Утилитаризм, в общем-то, признаёт, что потребности вписаны в историю, что они меняются в зависимости от структуры общества и т. д. К слову, даже высшая польза привязана к конкретной эпохе, поскольку воссоздаваемое общество не всегда одно и то же. Функционализм – это растяжимый, резиновый утилитаризм, однако резина эта лопается под напором истории. В историю вписан не просто способ существования потребностей и даже не единственно их сущность: само по себе существование потребностей как таковых – отнюдь не антропологическая константа, а продукт истории, который – как, впрочем, и этот особый образ жизни, именуемый выживанием, – лишь относительно недавно распространился по миру. Не секрет, что именно формирование современного рынка создало дефицит, эту «исходную предпосылку» так называемой экономики.
7. Первобытный обмен принимает форму дара.
примечание: Нет ничего более ошибочного, чем идея бартера. Вся гипотеза Адама Смита выстроена на заблуждении Кука, неверно истолковавшего намерения полинезийцев: поднимаясь на борт европейского судна, они предлагали обменяться вовсе не предметами, а подарками. Понятие бартера – предположительно утилитарного обмена условно равнозначными товарами, который отличается от торговой сделки разве только отсутствием денег – появилось в XVIII–XIX веках с подачи нашего утилитаризма. Марсель Мосс был тем человеком, который собрал внушительное количество примеров из жизни различных первобытных сообществ, выработав на их основе концепцию дара (см. его «Опыт о даре») и выделив несколько характерных особенностей этого понятия. И теперь уже, пожалуй, можно, ничем особо не рискуя, перенести результаты его изысканий на все первобытные сообщества. К слову, все нынешние робинзонады[2] опираются на один и тот же бестолковый постулат о том, что, дескать, в пещерах и на островах жил некий homo oeconomicus – вот ведь и впрямь уморительное фиглярство, учитывая, что такого вида в принципе не существует, и его не найти даже в лондонском Сити, хотя уж там-то полно всяких пещерных колдунов, которые зовутся биржевиками.
2
Дар, то есть простой жест дарения, тотчас же выявляет два других сопутствующих ему жеста: