Сегодня смертельно больная, она бьется в судорогах для того, чтоб с дьявольской планомерностью оскандалить супруга, завтра баззаботно танцует на балу, а в следующую четверть года, чтоб наказать его снова, опираясь на палку, тащится она в санаторию – таким образом скачет вверх и вниз кривая между целесообразнейшей, полной интриг, дипломатией и гипобулическими мгновенными импульсами.
Часто задавали вопрос: слабовольны ли эти истерики? При такой постановке вопроса ответа найти иногда не удастся. «Это – слабость воли» – говорит обычно врач своему пациенту с абазией, который не хочет стоять на ногах. Слабость воли – конечно, ибо, если бы он сделал над собой усилие, он встал бы на ноги. Но разве как раз в этом нежелании не скрывается сила воли, сила настолько тягучая и упрямая, что многие здоровые люди с «силой воли» не были способны на нее за всю свою жизнь. Поэтому, коротко говоря: Такие истерики страдают не слабостью воли, но слабостью цели. Слабость цели – в этом суть психики, как мы убеждаемся на большом количестве хронических истериков. Только допустив разделение обоих волевых инстанций, поймем мы ту загадку: каким образом человек высшую силу воли может затратить на достижение картины жалкого убожества и затратить, не управляя движением, но не без определенной цели. Слабость цели не есть слабость воли. Слабость цели появляется и у натур с силой воли, если они попадают, как, напр., в панике, в ситуации, до которых они психически не доросли. Встречаются жизненные травмы, напр., крупные землетрясения, когда, как это известно из наблюдений, оказываются несостоятельными высшие душевные инстанции даже самого здорового человека, где раздражения переживаний проскакивают непосредственно через целевую сферу и тетанизируют гипобулику. «Потерять голову» – говорят очень удачно об этом состоянии, в котором между остатками целевых импульсов пробиваются низшие атавистические волевые органы, и руководство переходит к чередованию из ступора и слепого стремления прочь.
Состояние целевой слабости возникает, следовательно, из простой закономерной пропорции между силой раздражения и душевными задатками: чем сильнее удар раздражения, тем меньшая слабость нужна со стороны нервного аппарата, чтобы обессилить целевую сферу. Этот способ реагирования у нормального человека дает ключ к пониманию тесного сродства, которое, в клиническом отношении истерические механизмы обнаруживают как раз к острым синдромам испуга и паники. Истерия в громадных размерах, как массовое явление, вызвана ничем иным, как несчастными случаями в производстве и психическими военными травмами. Это вытекает само собой из наших исследований. Ибо испуг вызывает двойной результат: он раздражает прежде всего в сильной степени весь рефлекторный аппарат, а затем он остро выключает целевую сферу. Благодаря этому, сделавшаяся автономной гипобулика, может тотчас же с элементарной непосредственностью связаться с рефлекторным аппаратом, а в соединении с ним, по законам произвольного усиления рефлексов, вызвать, напр., истерическое дрожание. Просыпающаяся постепенно от своего оцепенения целевая воля находит тогда уже в значительной мере упрочившиеся HR группы, для разъедине – ния которых нужна известная инициатива, которой индивидуум не проявит, если он, напр., вследствие стремления к ренте в этом не заинтересован. Вместо того наступает тогда ранее набросанное типическое хроническое состояние, где однажды оказавшаяся несостоятельной целевая сфера производит лишь не специфическое раздражение и не господствует уже над гипобулической дугой действия. Таким образом возникают те более окоченевшие и диссоциированные от целевого аппарата HP. синдромы, которые часто являются ничем иным, как окаменелостями острого синдрома испуга, когда – то имевшего место.
По аналогии с этим чисто острым способом возникновения истерии объясняется легко и хронический вид, где в невыносимых длительных ситуациях целевые функции постепенно разъедаются до тех пор, пока их не заместит, наконец, внезапно гипобулическая инстанция. Эту форму можно часто наблюдать в военной истерии, а также в истериях брака и семьи у женщин. Но и здесь окончательный толчок для развития истерии дается обычно аффектом; или же на почве скрытой хронической целевой недостаточности она проступает лишь эпизодически в форме истерического припадка при внешних раздражающих толчках, а истерический припадок представляет собой часто вполне чистый органический HR – синдром: импульсивно инфантильные механизмы волевого и аффективного разряда, непосредственно иррадиирующие в рефлекторную сферу.
Глава 6. Превращения переживаний
Истерик отгораживается от внешнего мира защитным валом своих инстинктивных реакций бегства и обороны: он притворяется, ожесточается, усиливает свои рефлексы. Благодаря этому, удается обмануть, испугать, утомить и сделать податливым этот внешний мир, который гнетет и угрожает. Этой инстинктивной тактике вовне соответствует внутренняя оборона от переживания. Интрапсихическое состояние удачно приспосабливается к внешней обороне от переживаний. Истерической психике присуща та особенность, что она в общем охотнее избегает затруднительных переживаний, чем смотрит им прямо в лицо. Таким–то образом пытается она с большим или меньшим успехом притвориться и внутренне перед самой собой отодвинуть в сторону тревожащие представления, превратить их в нечто легко выносимое, даже отрадное или, по меньшей мере, путем основательных разрядов на время освободиться от них.
И опять – таки как при истерических выразительных процессах, удается это частью вполне с помощью простейших нормальных душевных средств, частью же также лишь несовершенно ценой расщепления личности; в этом последнем случае, как полное соответствие гипобулическому волевому расщеплению, появляются гипоноические механизмы мышления в образе двойственного сознания, снов, припадков и сумеречных состояний.
Простое вытеснение, обычный нормально – психологический механизм используется истериком особенно охотно для того, чтобы овладеть переживанием. Неприятное переживание пересматривается вновь не особенно охотно; поэтому оно отодвигается в сторону: из зрительной точки сознания оно выдвигается в сферу, в темную окраину духовного поля зрения. Трудно установить, удается ли действительно таким путем на долгое время солидное забывание неприятного переживания. Мы видим, во всяком случае, часто, что амнезия не вполне удается, что истерик скорее, как пугливая лошадь, повторно приходит в беспокойство от темной точки на периферии его зрительного поля.
Какие части течения переживания подвергаются у истерика вытеснению? Приблизительно те же, что и вообще в нормальной душевной жизни. Ясные массивные факты чаще всего не вытесняются или же вытесняются в ограниченных состояниях транса. Военный истерик обычно ясно видит перед собой и пережитые ужасы войны, и собственное от них отвращение. Жена пропойцы, которая сделалась истеричкой в несчастном браке, обычно хорошо сознает и свои брачные конфликты и их общую связь со своим нервным состоянием. Дело обстоит иначе, если исходные факты с самого начала коренятся в темных глубинах собственной жизни чувств. Обрученная девушка, у которой вместе с тем зародится запретная склонность к женатому человеку, может непосредственно сделаться истеричкой и без того, чтобы душевный конфликт когда–либо ясно выступил в ее сознании. Она вытесняет, следовательно, тотчас же с самого начала опасную склонность, ее сознание не принимает коварного факта, но старается отодвинуть его в сторону, не справившись с ним внутренне. Девушка тотчас же реагирует с импульсивной смутностью истерическими оборонительными механизмами, завидев, что на горизонте ее сознания встает какая – то неясная опасность, но она не формулирует себе в точных словах ситуации, не продумывает ее, не всматривается в нее.