— Мир не изменится, — быстро сказал Чейн. — Он всегда был и есть таким. Все, что изменяется, — это то, что мы знаем — или во что верим — хотя это может и отличаться от того, чего мы хотим.
Красная Руда кивнул и, опустив голову, уставился на камни пола:
— Шхуна ждет ниже, как обещано. Доберись туда пораньше. Она отплывает на рассвете, — пробормотал он, затем поднял глаза на Чейна. — Безопасной поездки… и мира, сколько он только может продлиться.
К тому времени, когда шаги Красной руды стихли у двери храма, Чейн тоже развернулся, чтобы уйти.
Идя через это место веры, он прокручивал в голове все, через что он прошёл за эти несколько месяцев, и задумался над тем, во что он сам действительно верил.
Он верил в Винн.
Винн, которую он теперь знал, была далека от эфемерного образа, сложившегося у него в голове с их первой встречи. Тогда под маской незначительного молодого дворянина, интересующегося науками, он приходил в старые казармы, выделенные для Хранителей в далекой столице его родины. Это его убежище в мире живых было быстро разрушено, как только появилась Магьер, та полуживая, другой «монстр», который так много забрал у него.
Иллюзии Чейна относительно Винн развеивались долго. Ведь с их первой ночи за шатким столом, заставленным пузырьками под чернила, заваленном перьями и пергаментами, в воздухе, напоенным ароматом мятного чая, она стала для него единственной желанной спутницей… на всю жизнь.
Сколько изменилось с тех пор — и сколько осталось неизменным. Он наблюдал ее постепенное падение от его видения всего, что представляли ее Гильдия и она сама, до реальности. И вдруг она сразила его всего четырьмя словами:
«Если ты любишь меня…»
Это вовсе не подтверждало, что она чувствует то же самое к нему. Это не было тем, во что он мог рискнуть поверить, заменив знание верой. Но это заманило его в ловушку, оставив без разума. Возможно, только инстинкт провел его через тот кризис.
Как он может любить ее и отрицать то, во что она верит?
Ответ был с ним, в нем, с того момента, как она произнесла эти четыре слова.
Принял ли он способ видения мира Винн, или поверил в то, что, по её словам, может произойти, не имело значения. Если он хочет когда-нибудь получить ее, то должен хотеть то, что для нее важно. Было необходимо верить в нее.
Если он хочет стать кем-то большим для нее, она должна быть сердцем его веры.
К тому времени, как шхуна причалила, опустились сумерки. Чейн сошёл на берег и направился к Гильдии Хранителей.
Он прошел через ворота в стене замка, и не обнаружил никакой охраны. Наружная решётка была поднята. Никто не вышел, чтобы поприветствовать его.
Казалось, что три месяца без смертей способствовали распространению какого-то иррационального понятия среди Хранителей, что это место безопасно. Или, возможно, вид самого старого замка города, оплота знания, запертым и охраняемым, больше не был приемлем в глазах королевской семьи Малурны.
Так или иначе, Чейн считал это глупым высокомерием.
Он начал нервничать, когда шагнул из тоннеля во внутренний двор под свет больших факелов. Где Винн? В своей комнате, в общем зале, или библиотеке с архивами? Сомневаясь, он повернулся к южному зданию, где размещались все ученики и странники.
На ходу, он сунул руку в карман и вытащил свой кристалл холодной лампы. Он быстро потер его о бедро.
Войдя в здание, он пробрался к двери комнаты Винн и открыл её. Когда он уже собирался войти внутрь, движение в тупике прохода привлекло его внимание.
— Господин?.. — спросил напуганный, дрожащий голос.
Низенькая фигура в коричневой одежде вышла из теней. Это была маленькая девочка с веснушками и двумя косичками. Чейн вспомнил, что видел, как она спорила с друзьями о Тени той ночью, когда Винн сказал ему, что Совет одобрил их поездку.
Широко распахнув глаза и запрокинув голову, чтобы посмотреть на него, она протянула ему обрывок пергамента. Ее голос дрожал:
— Странница Хигеорт сказала передать это вам, если вы вернетесь этим вечером.
Чейн взял пергамент, развернул и прочитал его.
«Чейн, все в порядке. Я спустилась в архивы, но скоро вернусь. Жди меня в моей комнате.»
Слова Винн принесли ему смесь досады и облегчения. Он не хотел оставлять её одну, но, возможно, поиски пути вперед выведут ее из отчаяния. Он остановился, снова посмотрев на записку. Сначала он даже не задумался об этом, отвлёкшись на посыльную.
Она была написана в слоговой азбуке бегайн, хотя символы были специально упрощены.
Зачем Винн сделала это? Почему она послала этого ребенка с косичками, чтобы передать записку? Вдруг он вспомнил, что в разговоре со своими друзьями, она упомянула, что бегло читает на бегайн.