— Ничего, — поспешно ответила она. — Он очень крепко спит. Возможно, он просто упал с койки.
Красная Руда фыркнул, почти как Тень, а затем нахмурился и поглядел в свою каюту. Вероятно, он спал на полу. Гном никогда не поместился бы на койке, даже если бы она и не сломалась под таким большим весом. Он повернулся к ней, глянул на ее руки на дверной ручке и подступил ближе.
— Я могу открыть, — сказал он, и в его голосе слышалось не наигранное желание помочь.
Тень зарычала на него, и Винн тут же отступила от двери, прерывая её.
— Да нет, всё в порядке.
Красная Руда внимательно изучил её лицо. В его глазах мелькнуло расстройство.
— Что он ест? — внезапно спросил он, наклоняясь немного, чтобы пристально посмотреть за неё на дверь Чейна. — Он не присоединился к нам ни разу во время трапезы, и я не видел, чтобы он притронулся к нашим припасам.
— Зачем ты проверял наши припасы?
Её слова заставили его надолго замолчать. Гномы были общинным народом, и для него это было само собой разумеющимся.
— Мы путешествуем вместе, — ответил он, наконец.
— Нет, я предприняла эту поездку. Ты здесь только по моему неохотному согласию.
Она искала шанс прояснить, кто здесь принимает решения. Она также хотела знать его настоящую причину.
Что он действительно хотел в Балаал-Ситте?
Он никогда не скажет ей этого прямо, но она надеялась, что он может ошибиться и этим дать ей хоть какой-то намёк. Поэтому, она и не мешала ему следовать за ней.
— С Чейном всё будет хорошо, — сказала она. — Я проведаю его позже.
Большинство гномов были открытыми и честными. Красная Руда был совсем иным. Он скрестил руки на груди и пристально посмотрел на дверь позади неё, но никакой намек на эмоции не отразился на его широких чертах. Медленно выдохнув, он вернулся в свою каюту.
Винн постояла на страже ещё несколько секунд, а потом приложила ухо к двери.
— Чейн?.. — тихонько позвала она, но ни звука не донеслось из запертой каюты.
Чейн сидел на своей койке, обхватив руками подтянутые к подбородку колени, и пытался не царапать кожу ногтями. Он не мог прекратить дрожать.
Зверь, скованный цепями в нем, о дикой природе которого когда-то предупреждал его Вельстил, то и дело шевелился до этого. Но сейчас затих, как будто погрузился в какой-то внутренний сон.
Но не сам Чейн — такое облегчение всё никак не приходило к нему.
Тихие шаги Винн раздались во коридоре снаружи.
Он сполз с кровати и дрожащими руками придвинул сундук к двери. Его немедленно охватила паника. Сундука было недостаточно. Винн все еще могла открыть дверь и увидеть его… не спящим днем. Он сжал ручку двери — и она согнулась под его пальцами.
Он почувствовал, слабые попытки Винн открыть дверь с той стороны.
— Чейн… ты в порядке? — встревоженно позвала она.
Чейн тихо обхватил дверную ручку обеими руками.
Он не смог удержаться от тихого стона, представив себе её ужас, когда она посмотрит ему в глаза. Он слишком поздно понял, что часто и тяжело дышит, хотя ему совсем не нужно дышать. Он изо всех сил попытался остановить себя, слушая ее голос, а затем — голос Красной Руды и рык Тени.
Всё это было слишком громко, как будто они стояли в его каюте и кричали на ветру, который он тоже слышал. Осознание ужаснуло его, как будто Винн наткнулась на него во время кормления или всмотрелась в его лицо после убийства… и увидела его эйфорию.
В нижней части Дред-Ситта она дважды вынудила его бодрствовать днем. Они были глубоко в горе, огражденные от восходящего солнца. Несмотря на это, он страдал, затуманенный и дезориентированный разум не осознавал и половину из того, что он делал.
Сейчас всё было не так — он полностью бодрствовал.
Каждый нерв отзывался болью. Каждая мышца дрожала. Иллюминатор каюты был закрыт только мешковиной. Снаружи пылало солнце, и тусклый жар пробивался сквозь ткань.
Только занавес и тонкая обшивка шхуны скрывали его от дневного света.
Он никогда так не чувствовал солнце.
Оно было там и могло достать его, ждало, чтобы сжечь. А он не мог скрыться от него, потому что как ни пытался, не мог впасть в дремоту.
— Чейн?.. — мягко прошептала Винн через дверь.
Ему захотелось отпихнуть сундук в сторону, распахнуть дверь, притянуть ее к себе и не отпускать до самых сумерек. Но он не мог позволить ей увидеть себя таким слабым.
Он держался за дверную ручку до тех пор, пока не услышал ее нерешительно удаляющиеся шаги. Тогда он отполз к койке, взобрался наверх, так вцепившись в матрас, что услышал звук рвущийся под его ногтями ткани, и забился в угол в изголовье. Снова подтянув колени к подбородку, он смотрел на иллюминатор. Только один слой мешковины лежал между ним и солнцем.