Между тем июльская революция 1830 г. во Франции и другие события сделали для царя всякие разговоры о законности и милосердии невыносимыми. Одновременно все бо́льшая часть русского дворянского общества тоже шарахнулась вправо: восстание в конституционном государстве толковалось как дискредитация идеи конституции. Период кажущегося либерализма кончился.
Но все это ощутилось не сразу, и надежды Пушкина еще не совсем умерли; а помимо этих надежд другим основанием попытаться сохранить главу «Странствие» в «девятиглавном» варианте «Онегина» было, судя по намеку Пушкина, желание, чтобы перемена в героях, происшедшая между 6-й и последней главой, не была бы слишком резкой{92}. Но чтобы «Странствие» могло пройти через цензуру Николая, его нужно было очистить от политических моментов. Это было трудно, так как глава с самого начала была задумана как политическая. Пушкин вынул из нее весь конец (после Одессы, включая «декабристские строфы», которые зашифровал, а «клэр» сжег){93} и написал новое заключение главы, посвященное Михайловскому и Тригорскому (строфы <32—34>); кроме того, он пометил «в X песнь» явно политическую строфу «Наскуча или слыть Мельмотом», цитированную выше (с. 97). Приехав в Петербург из Болдина, Пушкин читал Вяземскому в числе прочего болдинского «урожая» и выброшенные строфы (не подряд, а сначала, согласно дневнику Вяземского, «о 1812 годе и следующих», затем отдельно о декабристах){94}. При этом Пушкин сказал, что это «из десятой главы, предполагаемой», т. е. еще не написанной (так и не написанной и впоследствии). Затем (в мае— июне 1831 г.) он, видимо, подавал на цензуру Николаю I главу «Странствие», а именно все то, что осталось в этой главе за вычетом отобранного «в X песнь».
Глава эта в обкорнанном виде, вероятно, была подана Николаю, и тот забраковал в ней все, кроме бессвязных отрывков, впоследствии опубликованных в виде приложения к полному изданию романа{95}. Можно ли поверить в то, что Пушкин дважды калечил свое произведение сам? — предоставляем судить читателю. Во всяком случае из окончательного текста романа глава была изъята вопреки принятому в Болдине решению{96}. Не потому ли Пушкин все же счел нужным опубликовать из нее разрозненные и сравнительно менее интересные отрывки, что желал показать читателям неполноту опубликованной версии, где между главами 7 и 8 по не зависящим от автора причинам исключена еще целая глава, и тем оправдать известную композиционную неслаженность романа и исчезновение из него некоторых ожидавшихся важных мотивов?
Существенно, что́ именно не попало в опубликованные «Отрывки из Путешествия Онегина» (как теперь называлось то, что осталось от главы «Странствие»):
<1> «Блажен, кто признал голос строгой». Перенесено в последнюю главу (гл. 8 окончательного текста).
<2—4> Продолжение того же рассуждения. Перенесено в последнюю главу.
<5> «Наскуча или слыть Мельмотом». Первые строки (наиболее невинные) перенесены туда же (несмотря на помету: «в X песнь», ибо таковая не состоялась).
<6> Приезд в Новгород: «Смирились площади — средь них Мятежный колокол утих». Выброшено (декабристская тематика).
<7> Поездка в Москву. Выброшено.
<8> Москва. «В палате Английского Клоба (Народных заседаний проба)». Выброшено (конституционная тематика).
Молва именует Онегина шпионом{97}. Выброшено.
<9> Нижний Новгород. Осталось, но выброшено указание на Минина (как воспетого декабристами?).
<10> Волга. Упоминание Стеньки Разина. Выброшено. Разин был Пушкину по другому поводу специально запрещен Николаем I еще в 1827 г.
<11> Продолжение разинской темы: Астрахань. Выброшено.
<12> Терек. Успехи русских войск. Сохранено.
<13—19> Минеральные воды. Таврида. «Иные нужны мне картины <...> Да щей горшок» и т. д. Сохранено. «Таврида» была опубликована ранее{98}.
<20—29> Одесские строфы. Сохранены (уже публиковались).
<30—31> «Итак, я жил тогда в Одессе» — встреча Онегина с Пушкиным. «Как цицероновы авгуры» — переход к обзору политики Европы и России. Выброшено все, кроме первой строки «Итак, я жил тогда в Одессе...»
Далее следовали «декабристские строфы», изъятые еще ранее самим Пушкиным. Был намечен перенос в неосуществленную 10-ю главу.
<32—34> Расставание Онегина с Пушкиным и отъезд Пушкина в Михайловское («И был печален мой приезд»). Описание Михайловского и Тригорского. Написано 18 сентября 1830 г. в Болдине взамен изъятых уже строф, вероятно сводивших бы Онегина с тайными обществами. Выброшено (речь шла о ссылке).
92
Ср. мнение Катенина об этом, которое одобрительно цитирует Пушкин в предисловии к опубликованным «Отрывкам из Путешествия Онегина» (VI, 70).
93
19 октября 1830 г., в день Лицея. Надпись на рукописи «Метели»: «сжег X песнь» (т. е. то, что было отложено для будущей 10-й главы).
94
О порядке чтения строф Вяземскому см.:
95
Главы «Онегина» обычно проходили цензуру III отделения без труда, но цензурная история последних глав неясна. Известно, что на рукописи одной главы Николай I сделал ряд помет и затем передал рукопись фрейлине А. О. Россет с тем, чтобы она сообщила его замечания Пушкину. М. А. Цявловский считал, что это была 7-я глава, исходя из простого рассуждения: в 1827 г., когда была готова 6-я глава, Пушкин еще не был знаком с А. О. Россет, а в 1832 г., когда представлялась последняя (ныне 8-я) глава, А. О. Россет уже вышла замуж и не была фрейлиной. О выброшенной главе Цявловский не думал. Но нет причин, почему бы император стал марать главу 7-ю («Москва»). А Пушкин в конце 1830 г. решил издать и 8-ю главу («Странствие»), и 9-ю. Поэтому вероятно, что он подал «Странствие» Николаю сразу по приезде в Петербург в мае 1831 г. и перед отъездом в Царское Село. Почему же Николай передал замечания через фрейлину, а не через Бенкендорфа? Как указал нам Н. Я. Эйдельман, возможно, из-за холеры, задержавшей его в Петербурге, когда императрица и двор (в том числе А. О. Россет) в июне переехали в Царское Село. Сохранился конверт, адресованный Николаем «Александре Осиповне Россет в собственные руки» и с пометой А. О. Россет-Смирновой о том, что в конверте содержалась 10-я глава «Онегина». Для Пушкина и его друзей «8-я глава» и «10-я глава» были синонимами, а когда последняя глава стала «8-й», то название «10-й» естественно закрепилось за «Странствием».
96
О том, что Пушкин по возвращении из Болдина решил издать «Онегина» в девяти главах, пишет и Вяземский (см.:
97
Автобиографическая черта. Когда после ареста декабристов в Москве появился ранее опальный, а теперь якобы обласканный царем Пушкин, о нем распускали слух, что он стал правительственным агентом.