(И).
Большая часть вельмож бывают недоверчивы. Они обыкновенно думают, что все прочие люди против них в заговоре, и потому-то они без удовольствия видят, когда весьма дружно между собою живут их подвластные. - Кто не имеет нужды в вельможах и знатных, тот свободно может по собственной своей склонности входить в связи с другими; и вообще, никакой честный человек не захочет из низкого угождения какому-либо покровителю и благодетелю оставить истинного друга или отвергнуть почтенного человека, подающему ему свою руку. Но кто хочет составить счастие свое при дворе, тот должен быть осторожен в выборе обращения, товарищей и обществ, в которые он часто входит. Там всегда находятся партии и заговоры, в которые весьма легко может быть вовлечено самое благорасположенное и чувствительное сердце; и если одна какая-нибудь партия одерживает верх над другою, в таком случае весьма часто самый невиннейший, едва ли знавший все обстоятельства происшествия, принужден бывает отвечать за все. - В одном месте, в котором я действительно против моего обыкновения вел себя крайне неосторожно, терпел я чрезвычайные огорчения за то, что догадывались, будто бы я знал некоторое происшествие или по крайней мере догадывался о нем, потому что я довольно общался с теми людьми, которые были запутаны в оном. При всем том очевидно было, что я никакой роли не играл в том действии и даже вовсе не знал оного до тех пор, пока оно не случилось; и даже мой совет или донос не мог бы уже воспрепятствовать оному. Итак, молчание же мое было справедливо, и еще в некотором отношении надобно бы почесть оное услугою, потому что я нс изменил друзьям своим. Надлежало бы подумать и том, что я был свободный и необремененный службою человек, следовательно, никакой не имел надобности вмешиваться в такие дела. Однако же поступают в таких случаях не так-то справедливо - и потому я советую при дворах ни к какой партии явно не держаться, но продолжать свой прямой путь ни мало не заботясь о том, что не касается нас непосредственно; со всяким обращаться вежливо, а откровенно с одними только теми, которых мы совершенно знаем.
(12).
Так называемые вельможи, особенно хитрые Министры, имеют весьма редкий дар выманивать тайны у других людей, и притом многие из них не слишком верно хранят оные; но, смотря по тому, полезны ли они для них или вредны для их неприятелей, они употребляют во зло доверие добросердечных людей. Итак, я советую в обращении с сими людьми соблюдать благоразумную скромность.
Не надобно также с сими вельможами без нужды говорить о своих домашних обстоятельствах и таких предметах, которые касаются только тебя и твоего семейства. Не жалуйся им на свое несчастие! Не открывай им своей печали. Они ведь не могут участвовать в оной; они не имеют чувства к дружескому участию; им это наводит скуку; твои тайны не настолько для них важны, чтобы они заботились в точности сохранить оные; они всегда думают, что у них просят милостыню, и тяготятся тем человеком, который несчастен и несвободен. С самой еще юности они думают, что всякий подбирается к их кошельку и благодеяниям. Вообще сии люди с той минуты, когда мы, по-видимому, чего-нибудь ищем или имеем нужду в других, смотрят на нас совершенно иначе, нежели прежде; отдают нам справедливость, удивляются нашим познаниям, нашему добросердечию, блистательным отличиям нашего ума, пока мы всеми сими прекрасными свойствами хотим заслужить один только учтивый прием и благорасположение, пока мы в глазах их посторонние, ни от кого не зависимы, никому не препятствуем, никого не затмеваем [своими достоинствами 1; но гораздо с большей придирчивостью, строгостью и несправедливостью начинают примечать за нами и судить о наших поступках, когда мы хотим сие отличие употребить на пользу общественную и пользоваться теми выгодами, кои присваивают себе знатные и их приверженцы. Всего лучше обращаются с нами знатные и богатые люди, если они узнают, что мы вовсе не имеем в них нужды, если только учтиво и без всякого хвастовства им сие показываем; если же, напротив того, им необходима наша помощь и наша опытность, и при этом если мы никогда не теряем из виду скромности и внешнего уважения; если наше остроумие, мудрость,твердость и прямодушие заставляют их оказывать нам почтение, ни малейшего не подавая повода нас опасаться; если заставим других обращаться к нам со своими просьбами, не навязываясь, впрочем, им своею помощью. Такого человека они всемерно щадят.
(13) .
Если какой-нибудь вельможа считает себя разумным, остроумным, добродетельным, ученым, знатоком и пр., то в таком случае не должно явно, а тем более в присутствии других давать ему заметить свое превосходство, и что ты в состоянии его затмить! В тайне (про себя) он сам в этом сознается, но он должен представлять себе, что он один только сие чувствует. Более всего нужна сия осторожность пред такими начальниками, которые менее тебя искусны в своем деле. Они охотно выведывают у тебя твое о каком-нибудь предмете мнение, присваивают оное себе и при случае собственный же твой товар продают тебе же. Но горе тебе, если ты начнешь за сие с них взыскивать; если хоть однажды сделаешь вид, будто догадался, или если принимаешь перед ними вид наставника! Сколько же они от тебя потребуют такого, к чему бы они ни были способны, чтобы только иметь случай уличить тебя в проступке!