Нс презирай всего того, что имеет одно только случайное достоинство, если хочешь приятно жить в большом свете! Не пренебрегай титулами, орденами, блеском и пр. Однако же и не возлагай на них истинного достоинства, не слишком гоняйся за оными! Словом, не слишком старайся выказывать себя между светскими людьми, с которыми ты жить должен! Это не есть одно только правило благоразумия, но обязанность перенимать обыкновения того состояния, которое избираешь, обязанность быть совершенно тем, чем быть должно; однако же исполнение оной обязанности не должно быть в ущерб характеру. Впрочем, не ожидай на сем поприще того, чтобы почитали тебя человеком благородным, умным, искусным; но разве только что про тебя скажут: par Dieu! il a dc I ’esprit, comme nous autres!, т.е. право! он столько же умен, как и мы!
(7) .
И если ты все же хочешь получить по крайней мере сию пустую похвалу, то даже не выказывай превосходства своего над толпой сих празднолюбцев. Просвещенный и благородный человек, даже если бы он в точности соображался с нравами так называемого утонченного общества, никогда, однако, не избежит зависти, порицания, вздорных сплетен и насмешек, господствующих в оном; чтобы понравиться пустым головам надобно самому иметь пустую голову. Советую в таком случае не беспокоиться, наипаче не обнаруживать досады, огорчения, иначе никогда не оставят тебя в покое. Надобно продолжать прямой путь свой и следовать собственной системе неуклонно, пусть глупцы болтают, пока им самим нс наскучит. Все объяснения, все извинения в таком случае тщетны, и едва ты успеешь опровергнуть одну клев!сту, уже готова и другая.
(8) .
В большом свете особенно должно иметь ввщг вышеназванные правила, т.е. что достоинство всякого человека зависит только от того, как он показывает себя в своих поступках. Итак, надобно казаться свободным, надежным, решительным. Не надобно подавать повода другим людям думать, будто бы можно с нами не считаться, можно обходиться с нами постыдным образом, или в нашем обще-
стве нельзя быть без скуки. Придворные люди и им подобные обыкновенно соотносят степень своей вежливости и почтения к нам с тем, как принимают нас в знатном кругу. Итак, надобно стараться выказывать себя в оном, надо иметь некоторую ловкость обращения, которая совершенно отлична от навязчивости, нахальства и хвастовства, и которая, собственно, состоит в кротких, беспристрастных и равнодушных поступках; и которой мы никогда не достигнем, если тщеславие наше везде будет искать одного только блеска, а в глубине сердца собственное наше одобрение не более нас будет достойно, как и то внимание, которым награждают нас пустоголовые вертопрахи.
(9).
Поведение наше в отношении придворных в точности должно быть соотнесено с их поведением относительно нас. Ни одного шага не должно делать в упреждение их. Сей род людей в требованиях не ограничен. Отвечай на гордость гордостью, на холодность - холодностью, на ласки - ласками; но не плати ни более, ни менее того, сколько сам получил от них! Соблюдение сей предосторожности имеет различную пользу. Утонченные светские люди подобны тростнику, колеблемому ветром. Поелику они сами малое имеют представление о внутреннем достоинстве [человека 1, то и вся их жизнь основывается на внешней молве о нем. Они прильнут к тебе, как скоро заметят, что тебя люди уважают; но если ты всех сих болтунов не привлек на свою сторону ласкательством или чем-нибудь сему подобным, то скоро услышишь публичные нелестные о себе отзывы. Едва только успеет разнестись такой слух в обществе, сразу же заметят сии ползающие твари действие оного; и если оно успеет укорениться, так сразу же начнут гордиться пред тобою. Если ты этим тревожишься и станешь обходиться с ними по внушению собственного чувства как с такими людьми, дружественное расположение коих ты бы охотно сохранить желал, то тем только увеличишь их нескромность; они станут способствовать распространению сплетен, которые, несмотря на незначительность повода, могут причинить тебе великую досаду. Но если тому, кто обходится с тобой холодно, ты выкажешь презрение, то он, верно, тебя оставит, позаботится о собственной репутации, никогда не станет говорить о тебе с худой стороны и будет изгибаться пред тобой как пред таким человеком, который, по его мнению, имеет какое-нибудь тайное покровительство, и именно потому, что ты кажешься ему столь твердым и равнодушным ко всем отзывам публики. Плати ему двойною ценой за все то, чем он дерзнул тебя огорчить! Не прельщайся никакими ласками, пока он не покорится тебе в полной мере! Я, отказавшийся уже от счастья блистать в большом свете, не следую в сем случае никакой определенной системе, но сообразуюсь с одним только расположением духа. Привыкнув к истинным чувствам, исходящим от чистого сердца; умея по достоинству оценить дружеское расположение и доброжелательность; менее заботясь снискать уважение, нежели любовь, - признаюсь, меня всегда огорчает холодное обращение со мной тех людей, о которых я имею хорошее мнение. Правда, иногда меня это забавляет, и я сердечно радуюсь, когда слышу, что праздная публика проходится по поводу моей особы потому, наверное, что слыву человеком, который служит в большом свете как волонтер, не домогающийся никаких для себя выгод. Впрочем, я не хвалю того, что делаю сообразуясь с особенностями своего темперамента. Лучше всего наименее показывать беспокойства о всех подобных сплетнях, ни с кем об оных не говорить и никому не объясняться. В таком случае через несколько дней умолкнут все сплетни, которые иначе, может быть, увеличили бы только зло.