Кому провидение даровало способы облегчать состояние сего столь угнетенного и между тем столь важного и полезного класса людей, ах! какое сладостное вкусит тот удовольствие, если распространит радость в сельских хижинах и заставит детей и внучат благословлять имя благодетеля.
Правда, есть крестьяне столь упрямые, сварливые и бесстыдные, что малейшее благодеяние ставят обязанностью, никогда не бывают довольные, всегда ропщут, всегда хотят иметь более, нежели сколько им позволить можно; но не сами ли мы тому виной, что обращаясь с ними всегда неблагородно и пренебрегая их воспитанием, поселяем в них низкие чувствования. Разве нет середины между крайним снисхождением и деспотическою строгостью и жестокостью? Я не требую того, чтобы владетель или помещик отказался от права употреблять крестьян своих к подлежащим им работам, но он не должен для какого-нибудь грубого своего удовольствия, например, для охоты и травли, заставлять крестьянина с голодным брюхом бегать по лесам в жестокую стужу, между тем как сам он дома нужен для прокормления своего семейства. Я не требую, чтобы он дарил ему должный оброк; но он должен иметь снисхождение к его обстоятельствам, не оставлять без внимания постигшие его несчастья и стараться о том, чтобы управители собирали оброк в то время, когда бедному поселянину легче расплатиться наличностью, не отдаваясь совершенно во власть какому-нибудь ростовщику или другому злонамеренному человеку.
Сколько говорено об исправлении сельских училищ и о просвещении поселян! Пусть же обстоятельнее рассудят, какое просвещение прилично для поселянина, особенно низкого состояния. Приятно и полезно бы было, если бы старались побуждать крестьян более примерами, нежели
толкованиями, оставлять многие наследственные предрассудки в земледелии и домашнем хозяйстве; вообще, если бы посредством приличного школьного наставления стараться истребить глупые мечты, суеверие, верования в духов и тому подобное; если бы обучали крестьян чтению, письму и счислению. Напротив того, вовсе некстати (сколько бы, впрочем, несправедливо и жестоко ни было подавлять естественные успехи такого просвещения) знакомить их со всякими книгами, Историями и баснями; приучать их к идеалам, открывать им бедное их состояние, пока не имеешь твердого намерения исправить оное; заставлять их излишним просвещением роптать на свое положение; делать философами, вопиющими на неравномерное разделение даров счастья; придавать их нравам гибкость и утонченную учтивость. Между тем и без сей посторонней помощи встречаются между старыми поселянами люди с неподдельным вкусом, здравым и чистым рассудком и столь твердым характером, что могли бы пристыдить многих высоко ученых господ. Вообще надобно вести себя с крестьянами откровенно, честно, степенно, оказывать благорасположение, не болтать без разбору и всегда казаться по отношению к ним в ровном расположении. Поступая таким образом, можно снискать у них уважение, доверие и великую над ними силу.
О сельских дворянах и других особах высшего состояния, живущих в деревнях, отчасти то же самое сказать можно. Если не станешь принимать городского тона, воздержишься от пустых комплиментов, будешь участвовать в их сельских забавах, попечениях и других делах, оставишь всякую принужденность, не унижаясь, впрочем, до простонародного поведения и пр., то тебя с удовольствием примут как гостя, соседа, друга и пр.
ГЛАВА VII.
Об обращении с людьми всякого рода жизни
и промысла.
О).
Во-первых, о так называемых бродягах (aventuries). Я не говорю здесь о собственно обманщиках и бездельниках (о них я буду говорить ниже), но о таких бродягах, которые, если только часто ссорились с фортуной, что, наконец, привыкают ко всем ее изменениям, что всегда слепо отваживаются на все. Они живут без определенного плана на следующий день; без всякой надежды предпринимав все то, что только в ту минуту кажется выгодным. Жениться на богатой вдове, добиться пенсии, места при каком-нибудь дворе и пр. - это их дело. Они меняют веру, делаются дворянами, преобразуются как часто им вздумается, лишь бы только могли достигнуть предполагаемой цели. Чего не могут они достигнуть, выдавая себя дворянами, того ищут в лице Маркизов, Аббатов, офицеров. Между небом и землею нет ни одной части, нет ни одного Департамента, в котором бы они не были готовы вступить управляющими делами; нет ни одной науки, О которой бы они не болтали с такой самонадеянностью, которая иногда изумляет самого ученого. С удивительною ловкостью, искусством, которому и достойный даже человек отчасти у них учиться должен, достигают они того, на что не отваживается простирать своего желания самый честный и благоразумный человек. Без глубокого познания человечества они имеют именно то, посредством чего в здешнем свете торжествуют над самою мудростью, т.е. espirit de conduite. Если предприятие их и не удается, то они и тогда не теряют присутствия духа. Весь свет - их отечество. Добродушный народ, которого кочующая жизнь приучила равнодушно чувствовать удовольствия и терпеливо сносить страдания! Если они где сыграют роль свою, то убираются оттуда с такой поспешностью, с какою едва ли оставляет нас приятный утренний сон.