Укажем, что русская разговорная и литературная речь удержала именно расширенный смысл употребленных в евангельских притчах древней меры денег — таланта, как способности человека, — и длины — поприща, как рода деятельности. То есть даже не узкий круг богословов, но весь крещеный мир понимал, что за бытовыми, обиходными понятиями в учениях Христа скрывался духовный смысл. Так, например, человек призван умножать не только врученное ему материальное достояние, но и любое другое — ум, память, доброту, творческие способности, работоспособность, умение дружить, служить, доверять, радоваться. Кроме того, видимо, для ограничения круга возможных ситуаций, включенных в данную заповедь, в примечаниях указывают на юридическую норму того времени, существовавшую в Палестине, по которой местные жители обязаны были по требованию римских воинов-курьеров помогать нести их груз на расстояние одной мили, которую римляне иногда, пользуясь силой, бессовестно удваивали. Тут тоже в первую очередь предлагается смысл, заключающийся в смиренном понуждении себя без злобы на удовлетворение требований всякого насилия и даже с видимой благодарностью за понесенные несправедливости и скорби.
Мы отмечали, что слова Христа кроме буквального значения — а именно к нему сводятся известные толкования этой заповеди, — имеют в себе универсальную силу действия во всех возможных жизненных ситуациях и по отношению ко всем, без исключения, людям разных эпох и слоев. Помимо этих упрощенных и поверхностных разъяснений, которые без усилий доступны для понимания даже падшим людям с нечистым сердцем (а последнее означает, в принципе, признание возможности выполнения Евангельской заповеди грешниками), поищем смысл слов Христа, при исполнении которых преодолевалась бы разобщенность людей, разделенных в том числе временем и пространством, талантами и трудолюбием. Отметим к тому же, что падший ум упорно ищет, как приспособить Евангелие к ограниченным возможностям уязвленного жалом смерти верующего, как снизить, умалить слово Христа, чтобы небесную жизнь можно было подменить земными добродетелями. И если он добивается своего, убеждая своего господина, что он праведен, является хранителем традиций и благочестия, Христос и Его Царство уходят из жизни этого человека. «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? (то есть опираясь в том числе на Твои слова — прим.) и не Твоим ли именем бесов изгоняли? И не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф. 7 .22-23).
Лицемерие, лукавство очень часто прячутся от людей под маской обыденности, банальности. Так и представление о заповедях и притчах Христа, как о самих собой разумеющихся нравственных установках, ясных, доступных, понятных для помраченного разума грешников, сродни расхожим приемам в точных науках. Например, в математике, где за высказываниями «легко доказать», «очевидно», «нетрудно заметить» часто прячутся глобальные, сложные для обоснования, не решенные до конца основополагающие проблемы.
Возвращаясь к Священному Писанию и его заповедям, можно сказать, что когда сердце чисто, горячо, чутко (то есть любит), заповеди Христа представляются простыми, доступными, ясными, естественными. И наоборот, когда сердце другое (а оно другое почти всегда), понимающее только себя, подозрительное, унылое, скучно-холодное, то слова Христа кажутся либо соблазном, насмешкой, безумием, путаницей, противоречием чистому разуму, либо перевертышем-противоположностью этому суду, примитивной нормой общедоступной религии, расхожей бытовой догмой учительствующего морализатора.
Не грешники, явные и очевидные для всех (такие как блудница или разбойник), противостояли Христу: Он подвергался притеснениям и вражде при встрече с теми, кто думал, что бережет и дарит добро. Вера в отеческие земные ценности боролась с верой в ценности небесные, но должна была бы покаянно преклониться перед Христом, согласившись и задумавшись над Его словами: «Светильник тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло; а если оно будет худо, то и тело твое будет темно. Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?» (Лк. 11. 34-35). Его мир — это мир иных, невидимых (а когда видимых — тогда осмеянных) ценностей сердца и смиренных смыслов, как Он свидетельствовал фарисеям: «вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк. 16. 15).