15. (64) Поэтому, если кто хочет иметь полное и точное определение, что такое оратор, то, по моему мнению, оратором, достойным такого многозначительного названия, будет тот, кто любой представившийся ему вопрос, требующий словесной разработки, сумеет изложить толково, стройно, красиво, памятливо и в достойном исполнении[70]. (65) Если кому покажется слишком широким мое выражение «любой вопрос», то каждый вправе сузить его и урезать по личному усмотрению; я же буду стоять на том, что если оратор и не будет знаком с предметами других наук и знаний, а ограничится лишь тем, о чем приходится препираться в судебной практике, тем не менее, в случае необходимости ему достаточно будет только справиться у людей сведущих и он сможет рассуждать о предметах их наук гораздо лучше, чем сами знатоки этих наук. (66) Таким образом, если Сульпицию придется говорить о военном деле, он спросит у нашего свойственника[71], Гая Мария, и, запасшись у него сведениями, произнесет такую речь, что самому Гаю Марию покажется, что Сульпиций знает дело едва ли не лучше, чем он сам. Случится ли ему говорить о гражданском праве, он посоветуется с тобой и при всем твоем знании дела и опытности окажется выше тебя в изложении тех самых вопросов, с которыми ты же его познакомил. (67) Если же представится случай говорить о человеческой природе, о пороках, о страстях, об умеренности, о самообладании, о горести, о смерти, то он, если сочтет нужным, может посоветоваться с Секстом Помпеем[72], человеком, основательно изучившим философию (хотя все это должно быть знакомо и самому оратору); и вследствие этого, что бы от кого бы он ни узнал, он изложит это гораздо лучше, чем тот, от кого он это узнал. (68) Но так как философия разделяется на три части[73] — о тайнах природы, о тонкостях суждения и о жизни и нравах, — то мой совет оратору: две первые оставить в стороне и принести в жертву нашей неспособности; зато третью, которая всегда принадлежала оратору, непременно удержать за собою, иначе оратору не в чем будет обнаружить свое величие. (69) Поэтому отдел о жизни и нравах оратор должен изучить весь тщательнейшим образом; а все прочее, чего он не изучит, он в случае надобности тоже сумеет красиво изложить, если вовремя получит необходимые сведения. 16. Признают же знатоки, что Арат, человек незнакомый с астрономией, изложил учение о небе и светилах в отличных красивых стихах[74], и что Никандр Колофонский, человек далекий от земли, превосходно писал о сельском хозяйстве в силу способности, скорее поэтической, чем агрономической; почему бы и оратору не говорить красноречиво о тех предметах, с которыми он познакомился для известной цели и к известному времени? (70) Ведь между поэтом и оратором много общего; правда, поэт несколько более стеснен в ритме и свободнее в употреблении слов; зато многие другие способы украшения речи у них сходны и равно им доступны; и уж во всяком случае одна черта у них по крайней мере в одном общая: ни тот, ни другой не ограничивает и не замыкает поля своей деятельности никакими пределами, которые помешали бы им разгуливать где угодно, в силу их способностей и средств. (71) Кстати, Сцевола, почему ты сказал[75], что если бы не находился в моем царстве, то не спустил бы мне моего требования, чтобы во всяком роде беседы, во всякой отрасли образования оратор представлял бы совершенство? Право, я не стал бы говорить таким образом, если бы сам себя считал таким воображаемым идеалом. (72) И все–таки, как бывало говаривал Гай Луцилий, — он немного не в ладах[76] с тобой, потому и я с ним не так близок, как ему бы хотелось; но в нем много и учености, и изящества, — так и я того же мнения, что никто не вправе зваться оратором, если он не искушен во всех науках, достойных свободного человека; даже если мы и не пользуемся ими непосредственно для речей, то все–таки по словам нашим видно, сведущи мы в них или невежественны. (73) Как при игре в мяч играющие не пользуются настоящими гимнастическими приемами, но самые движения их показывают, учились ли они гимнастике или незнакомы с ней; как при ваянии ясно видно, умеет ли ваятель рисовать или не умеет, хотя при этом ему ничего рисовать и не приходится; так и в наших речах, предназначаемых для судов, сходок и сената, другие науки хотя и не находят себе прямого приложения, но тем не менее ясно, занимался ли говорящий только краснобайским своим ремеслом, или вышел на ораторское поприще, вооруженный всеми благородными науками.
вернуться
Толково и т. д. — перечисляются «нахождение», «расположение» и все остальные разделы красноречия.
вернуться
У нашего свойственника — сын Мария был женат на дочери Сцеволы, другая дочь которого была женой Красса.
вернуться
О Сексте Помпее, деде Помпея Великого, см. Б, 175. [Секст Помпей, о котором говорится в Б, 175, — дядя, а не дед Помпея Великого. — Прим. О. Любимовой.]
вернуться
Три части философии — физика, диалектика и этика: деление, установившееся в пору раннего эллинизма (хотя Цицерон, «Академика», I, 5, 19, и приписывает его Платону).
вернуться
В изящных и хороших стихах — Цицерон любил поэму Арата и сам перевел ее на латинский язык; этот перевод частично сохранился.
вернуться
Ты сказал — § 41; я не стал бы говорить — § 34. — Воображаемый мною образец — фигура идеального оратора, которая станет центром трактата «Оратор».
вернуться
Отчего сатирик Луцилий был не в ладах со Сцеволой, неизвестно.