ывали не одни наружные качества и Фарисейские добродетели; но, облагороженные во всех отношениях, на всю жизнь свою распространили бы благодетельные начала своего преобразования. В некоторых случаях мы не можем ручаться за самих себя, ежели не уверены в непоколебимости своих правил; часто и в самых лучших умах неприметно рождаются дурные расположения, и человек увлекается страстями; часто самая стоическая добродетель уступает обольщениям чувственных благ. Жизнь наша подобна легкой лодке, преданной на произвол ветров и волн и носимой по безбрежному Океану; от опытного искусства кормчего зависит предохранить оную от кораблекрушений и разбития о подводные камни. И так для такого непостоянного существа, каков человек, необходимо требуется что и нибудь убедительнейшее, что нибудь очевиднейшее, что бы навсегда его утвердило в правилах, однажды принятых, возвысило чувствования сердца, облагородило поступки, и наконец научило бы его ценить душевные достоинства и совершенства разума выше благ чувственных. Я думаю, что нравственные уроки в жизни, собственные опыты, наблюдения характеров и поступков человеческих, и замечания причин и следствий оных — суть лучшие наставники, которые могут утвердить и дополнить нате усовершенствование. Ибо в жизни всегда может служить действительным наставлением то, что было следствием многих опытов, наблюдений, размышлений. Гений полезен только в Изящных Искусствах; а правила жизни начертываются временем, и извлекаются из наших деяний, общим приговором долговременной уверенности о законности оных. Таким образом наше усовершенствование должно быть продолжительным учением, в котором уроки природы и искусства будут служить одни другим пособием, для нашего образования; — мы будем сами поверять то, о чем давно говорит нам рассудок, и к чему расположено сердце. Промысл не без намерения покрыл неизвестностью судьбу человека: он хотел, чтоб человек жил не по одним настоящим случаям, но чтобы был способен ко всему, и готов на все приключения в жизни; для сего он получил от природы сложение жить во всех климатах и извлекать свои пользы из всех царств ее, наконец имеет разум, который его научает, что его благополучие будет только тогда истинным, когда он будет стараться о усовершенствовании своих способностей. Равнодушие к себе и вредный предрассудок заключать свои понятия и знания тем кругом, в котором мы обращаемся, и считать за предосудительное заниматься тем, что не входит в состав наших обязанностей и званий, уничтожают деятельность ума и лишают нас средств быть более полезными себе и другим. Итак, следуя сим убеждениям, человеку, ищущему своего усовершенствования, надобно жить и действовать так, чтобы он был способен переносить все превратности судьбы, все испытания Промысла; узнать причины зла физического и нравственного; приспособить себя ко всем благороднейшим занятиям человеческим; быть всем, чего требуют от него обстоятельства. Для достижения сих намерений, надобно уметь быть полезным членом всякого общества, всякого состояния, — знать нужды и бедность, довольство и недостаток, — иметь твердость в несчастьях и быть достойным счастия. Приобретение такой обширной опытности, не иначе может быть произведено, как всею деятельностью нашего ума, при основательности в суждениях, при благородных началах и правилах сердца, нами образованного. С благоразумною разборчивостью и с тем расположением, которое мы имеем к своему усовершенствованию, возьмем человека и природу нашими учителями, и начнем пользоваться их уроками. Мы не будем заниматься трудною наукою познания человека вообще; но соберем только те сведения о человеке, которые нужны для нашего усовершенствования. Сии сведения состоят в том, чтоб мы видели человека в различных отношениях и обстоятельствах, рассматривали его, каков он есть в разных характерах, и таким образом исследовали, что служит к приобретению внимания и доверия других, и может обратить в нашу пользу общее мнение. Но чтобы нам в суждениях своих не обмануться и примечания наши были вернее, будем доходить сами до причин и побуждений человеческих поступков, соединяя с сим размышление о природе человеческой и о том, что может сделать для нас ум наш, постепенно образуемый и усовершаемый с образованием сердца, и до каких крайностей доводят человека его страсти и невнимание к самому себе. Сии размышления откроют нам ясно, от чего происходят несовершенства, пороки, недостатки, невежество и нерадение людей. Узнав пружины, заставляющие человека поступать так или иначе, мы с тем вместе тотчас узнаем, что может побуждать людей в собственных глазах принимать виды разных животных, иногда кроткого агнца, иногда кровожадного тигра, хитрой лисицы и плотоядного волка и т. п. Как членам общества, нам необходимо надобно замечать все правила приличия, благонравия, благопристойности, отношений друг к другу. Но соблюдая все сии требования света, мы будем отличать те, кои более сообразны с благоразумием, и не станем держаться тех ничтожных обыкновений, кои существуют для того, чтобы дать себе более весу в глазах людей, занимающихся одними наружностями. Чтобы сохранить средину между разными мнениями и правилами в классах людей, во всяком случае будем щадить самолюбие других, и менее всего будем стараться делать голос свой решительным Чтобы победить своенравие Фортуны и людские предрассудки, надобно одною чистотою своих мыслей и правил и законностью поступков, стараться обратить на себя общее мнение; все прочие средства предосудительны. Самый легкомысленный счастливец не может отказать себе в невольном почтении доблестям и достоинству: такого почтения позволительно искать всякому. Наша польза тесно соединена с пользами других; для сего мы должны жить менее для себя, нежели для других. Ибо наше благосостояние зависит от того мнения, какое о нас имеют люди. Но, чтобы быть полезным себе и другим, а с тем вместе узнать человека в настоящем его виде, должно войти в положение разных классов людей и исследовать, ежели можно, местные выгоды и невыгоды сословий гражданских в разных странах света. Рассматривая человека в различных обстоятельствах, мы, однако же никогда не должны терять из виду главной своей цели, для чего мы оное делаем; и чтоб разные образы жизни и дурные общества, в которых мы иногда должны находиться, не имели на нас своего влияния, будем смотреть на оные более издали, дабы видеть и знать только то, что нужно для нашего наставления. Ошибки других напомнят нам и наши погрешности; ибо лучше пользоваться примерами, нежели ожидать для своего исправления несчастных опытов. Видимые следствия безнравственности и пороков человеческих всегда будут иметь спасительное действие на душу, расположенную пользоваться уроками в жизни. Ничто, что-только входит в круг общественной и частной жизни человека, не будет изъято от наших наблюдений. Ненадежность счастия, бедствия и горести человеческие, разительные примеры обманутого самолюбия, честолюбия и самонадеянности, пагубные следствия необузданности страстей, — все будет потрясать нашу душу, и с сим вместе предписывать нам правила, чем должны ограничиваться наши желания, планы и надежды. Все сцены, попеременно видимые на театре мира, радостные и печальные, приятные и отвратительные, трогательные и бесчувственные, будут для нас иметь одно наставление: искать благополучия в самом себе, и не желать того, что не может принадлежать нам по праву. Утвердившись таким образом, несомненными опытами, что есть черта, назначенная человеку Промыслом, которую он не должен переходить, как животное, из своей стихии, мы научимся во всем признавать руку Божию, по своим причинам располагающую жребиями человеческими, и ясно увидим, что право на почтение к себе приобретается достоинствами и заслугами. Сия мысль заставит нас усилить старание о усовершенствовании себя в разных отношениях. Мы уже чувствуем цену достоинств; будущее представляется нам в лучшем виде; мы видим награду за некоторые испытания, и утешаемся тем, что никакое неприятное чувство не отравляет мыслей наших печальным воспоминанием.