— Нет, ты! Митрофана кто хотел туды же со всею дружиною — в поруб? А кто Словишу на чепь сажал?
— А вот я тебя посохом!
Но Репих ждать не стал, когда его ударят, — сам размахнулся и огрел Ждана поперек спины. Тот так и взвыл, так и завертелся на месте.
— Аль еще добавить? Вот тебе и еще!
Но от второго удара Ждан увернулся, хватил Репиха посохом по голове.
К месту свалки быстро сбегался народ. Люди толкались, спрашивали:
— Кого бьют?
— Бояре подрались.
Толпа смеялась и улюлюкала. Отбросив посохи, бояре под шум и хохот вдохновенно валтузили друг друга кулаками. А там вцепились в бороды, покатились наземь, — едва растащили их князевы дружинники.
А Мстислав как раз вышел на крыльцо. Драку он видел в оконце, сидел, посмеивался.
Бояре разом очухались, как были в снегу — повернулись, поклонились князю. Подобрали посохи, побрели в разные стороны.
Малой ценою был достигнут мир. Один только Словиша и пал в этом походе, а беспутный гусляр Якимушка возвратился в Новгород калекой.
1
Мстислав умел держать слово. И в этом превосходил он иных из князей.
Бояре Ждан и Репих не чувствовали за собой присмотра, в оковы их не брали, на пиры звали, как и прежде. Но стали сторониться их остальные думцы.
И волей-неволей поссорившись, снова стали они меж собой искать близости. В Новгороде перед посадником и перед вечем им вместе ответ держать.
Вестуны уже обо всем сообщили Димитрию Якуновичу. Однако же, несмотря на то, что все обдумать времени было достаточно, при виде Ждана с Репихом он растерялся.
Ведь не кто иной, как Ждан, расстарался, когда его ставили в посадники. Да и Жданово первое слово было, чтобы звать в Новгород Мстислава.
И никак не мог посадник в толк взять, отчего это так легко согласился Мстислав с Константином. И так рассуждал: пока за Ждана взялся, а немного времени пройдет — возьмется и за меня. Два лежало перед Димитрием Якуновичем пути, два было выбора: либо отдаться полностью на волю князя и тем заслужить его доверие либо поддержать бояр и вести дело к тому, чтобы изгнать Мстислава. Какой путь предпочесть? И то в одну сторону он метался, то в другую. За этими сомнениями и застали его Ждан с Репихом, когда вошли в терем и остановились у порога.
«Как же быть-то, как же быть?» — суетливо думал Димитрий Якунович.
— Принимай, посадник, неурочных гостей, — с кривой улыбкой сказал боярин Ждан и продвинулся, как бывало, уверенной походкой на свое обычное место возле косящатого окна. Репих, снимая шапку и крестя лоб, семенил за ним следом.
— В любой час вы у меня ко времени, — откликнулся посадник и, отворив двери, крикнул в переход: — Эй, кто там! Несите вечерять, да чтобы быстро!..
Сел против гостей с елейной маской на лице, приготовился слушать.
— А говорить нам нечего, — сказал Ждан. — Все, поди, и до нас слышал.
— Слышал, слышал, — повздыхал посадник. — Удивлен зело и огорчен был и, как помочь вам, не знаю.
Репих кашлянул, Ждан помолотил пальцами по столешнице:
— Вот как встретил ты нас, посадник.
— А что же встретил-то? Встретил да и уважу — свеженькой стерлядкой попотчую. Мужички наловили, с утра расстарались. Будто знал я, что вы будете ввечеру.
— Пустяковую завел ты с нами беседу, — нахмурился Ждан. — Про стерлядок пущай сокалчие думают, а нам и о чем другом подумать срок приспел. Старый-то должок за тобой, — может, не забыл? Аль память отшибло?
— Чего же память-то отшибло? Все помню, — сказал Димитрий Якунович.
— Ну, ежели помнишь, так и легче зачин. Али вовсе без зачина обойдемся?
— Можно и без зачина.
— Значит, не забыл, кто тебе посадников посох добывал? — уперся в него взглядом Ждан.
— Не ты один.
— Да с меня все пошло. Вспомни-ко, Митя, как убегал ты от Словиши по огородам. Не я ли тебя от поруба спас?
— Ты и о себе тогда думал.
— Вестимо. А все ж таки?
Трудным представлялся посаднику этот разговор, но еще труднее получился он на самом деле. Накрепко его веревочка связала со Жданом, много образовалось узелков. А распутывать все по одному надо, не то другие распутают да и притянут заодно с боярином к ответу.
И еще Ждан такое сказал:
— А мужичонку со мною ты посылал, он и пронзил Словишу стрелой.
Нет, просто так не отвертеться Димитрию Якуновичу. Вот ведь беда-то какая. И хоть не хочется, а беседу со Жданом нужно вести степенную, по-пустому не гневить боярина.
— Зря ты хватаешь меня, Ждан, за горло, — проговорил он наконец. — Я ведь тебе не супротивник, и не моя это задумка, чтобы верных моих друзей призвать к ответу. Сам подумай, на кого же мне тогда опереться, ежели вас не будет рядом. А что до стерлядки, так ведь она разговору не помеха. Вот отведаем рыбки, да мед ку попьем, да вместе и подумаем, как дальше быть. Одно тебе скажу: на свою голову призвали мы Мстислава.
— Это нынче ты так заговорил, — усмехнулся Ждан, — а ране радовался. Кабы не Мстислав, так и не сидеть бы тебе в этом тереме, а изгнивать в узилище.
Двери открылись, и в повалушу вошли слуги с яствами. Расставили на скатерти миски и солила, кланяясь, удалились. За накрытым столом посадник почувствовал себя увереннее. Приятно ему было выступать в роли рачительного и хлебосольного хозяина. Да и любой, даже самый трудный, разговор обретал за угощеньем непринужденность и простоту.
И рыбка, и мясо, и приправы — все оказалось кстати. Увидев такое изобилье, бояре вдруг вспомнили, что с утра не побывало у них во рту ни маковой росинки. Ведь только тем они и заняты были, что толковали да перетолковы-вали о своем будущем. Не до еды было, не до питья.
И все бы хорошо, да вдруг Репих ни с того ни с сего сказал с набитым стерлядкой ртом:
— Все стерпится, покуда смерть, как мышь, голову не отъест.
Ждан так и бросил перед собой ложку:
— Будя, посадник. Угостил ты нас рыбкой — теперь мудрым словом угости.
— Да где ж у меня мудрые-то слова? — поперхнулся Димитрий Якунович. — За мудрым словом ступали бы ко владыке. Он с богом накоротке.
Глаза у Ждана налились кровью:
— Это к кому же ты нас посылаешь?
— Не беленись ты, Ждан, — сказал смущенно Димитрий Якунович. — Я ли не за вас? А коли пришли в гости, так почто ругать хозяина?
— Сыт я, Митя, — отодвинул от себя миску Ждан. И чару недопитую отставил, — Вижу я тебя насквозь: и по сей час не решил ты, чью держать сторону. Али не угадал?
— Все мы по одну сторону, боярин, — сказал Димитрий Якунович и тоже отставил чару, — Не о себе токмо, но и о Новгороде я пекусь.
— Новгород и без нас проживет, — отрезал Ждан, — а нам друг за друга держаться надо. Думаешь, ежели Всеволодова сторона верх возьмет, так про тебя и не вспомнят? Еще как вспомнят, еще и батюшкины грехи на тебя повесят — вот тогда и закрутишься, вот тогда снова к нам прибежишь. А мы тебе — кукиш. На-кося, выкуси!..
Димитрий Якунович отшатнулся от него и прикрыл лицо локтем.
— Что, испугался? — злорадно сказал боярин. — Слова не проняли, так иначе тебя проймем.
Встав, он возвысился над притихшим посадником:
— Не нас одних искупают в Волхове, мы и тебя с собою возьмем. И мужичка твово сыщем — пущай всем расскажет, как ты его подстрекал на гнусное душегубство.
Димитрий Якунович засмеялся тихо, потом громче, потом и вовсе захохотал. Бояре смотрели на него с удивлением.
— Во второй раз вспоминаешь ты мужичка, Ждан, — сказал он, стараясь подавить смех, — а его и нет, да и не было вовсе...
— Это как же так не было, ежели был? — покачал Ждан головой. — Сам же я его к тебе и отсылал.
— Отсылать-то отсылал, а по дороге оплошка вышла: сгинул где-то мужичок, до Новгорода не добрел.
Ждан и Репих слушали его оторопело.
— А то, что посох посадника ты мне сунул, — продолжал, все больше вдохновляясь, Димитрий Якунович, — то ведь не меня жалеючи, а из собственной выгоды. Мне же выгоды знаться с вами нет. Вы кашу заварили, вы и расхлебывайте.