Почему? Потому что это означало, что каждый раз, когда у них возникало желание достичь чего-то большего, мечтать о большем, они могли спокойно отдыхать на своем ранчо с двумя акрами земли и 2,5 детьми, зная, что приняли верное решение, в то время как «эта» Джозефина Келлер потратила свои молодые годы на ложные мечты.
Да будь я проклята, если позволю им увидеть, как облажаюсь.
— Слушай, мам. Мне нужно идти на работу. Я дам знать, если смогу приехать домой в следующем месяце.
Прежде чем она смогла ответить, я повесила трубку и засунула телефон в сумку. Яростная решимость наполнила мои вены. Все воспоминания о яхте были собраны и отодвинуты прочь. Сейчас мне нужно было сосредоточиться на себе.
Глава двадцать вторая
Джозефина
Открой ноутбук, прочитай электронную почту, закажи завтрак, налей кофе, избегай контакта глаза в глаза, держись примерно в метре от Джулиана, и ради всего святого перестань вспоминать, как он тебя целовал.
Я работала в номере Джулиана всего пятнадцать минут, а моя решимость уже ускользала. Чувствовала себя уверенной, когда стояла снаружи его двери, затем я дважды постучала. Мои плечи были выпрямлены, а голова высоко поднята. Затем Джулиан открыл дверь номера и без особых усилий забрал всю мою уверенность. На нем был темно-синий костюм, коричневый ремень и коричневые ботинки. Верхняя пуговица на его белой рубашке была расстегнута, а темные волосы были слегка мокрые, как будто он только что вышел из душа.
Он пригласил меня зайти внутрь, и я пробормотала приветствие, отведя взгляд, чтобы удержать то небольшое рвение, которое у меня осталось.
За первые пятнадцать минут моего нахождения там ни один из нас не сказал ни слова.
— Еще кофе? — спросил он, разрушая тишину предложением, от которого я не могла отказаться.
Я кивнула, и он обошел диван, чтобы налить еще больше горячей жидкости в кружку, которую я протянула. Его туфли ударяли по полу, и с каждым его шагом моя нервозность поднималась на еще одну ступеньку.
Я пялилась на компьютерный экран, пытаясь сосредоточиться, пока он находился в непосредственной близости от меня. Пока он был занят чем-то позади меня, я пыталась думать о том, какой была наша обычная рабочая рутина. В обычных условиях я бы повернулась, и спросила, как прошли его выходные, что было в воскресенье, но ни в коем случае сейчас я не открою эту тему.
— Ты тихая сегодня, — сказал он, когда обошел диван и сел напротив меня.
Мой желудок сделал сальто.
— Тихая? — сказала я, не встречаясь с ним взглядом.
Уголком глаза я видела, как он ухмыльнулся.
— Просто думаю о работе, — пробормотала я.
Он кивнул, изучая меня, отчего по спине побежали мурашки.
— Итак, мы должны поговорить о...
— Джулиан. — Я подняла руку, перебивая его, прежде чем он смог сказать еще хоть слово. — Давай просто сосредоточимся на работе, и поговорим об этом в другой раз.
Его ухмылка испарилась. Очевидно, он не ожидал подобного ответа.
— Хотя я и ты почти...
Я стиснула челюсти, и схватилась за край ноутбука.
— Джулиан, пожалуйста. Все сложно.
Его спокойный взгляд, который приветствовал меня пару минут назад, испарился, сменившись штормом в темных глазах.
Я думала он станет давить, поднимет тему воспоминаний, которые я собиралась отложить на ближайшие восемь часов, но он этого не сделал. Он молча открыл свой ноутбук, и мы погрузились в работу. В течение нескольких часов мы разбирали электронные письма и читали контракты на аренду помещения. Я начала обзванивать архитектурные фирмы города, рассказывая о нашем проекте и намечая первые встречи с дизайнерами.
Мы не говорили друг другу ни слова, если это не было напрямую связано с работой. Его тон был отстраненным и холодным. Я едва встречалась с ним взглядом, даже когда он называл фирмы, с которыми я должна связаться. Мне была ненавистна подобная обстановка, но так должно быть.
После обеда я вернулась на свое место, и открыла электронное письмо, которое начала писать, прежде чем сбежала за сэндвичем.
— Как-то ночью я ходил в магазин мороженого рядом с моим отелем, — начал Джулиан, отрывая мое внимание от ноутбука.
— Что? — спросила я в замешательстве.
— Ты когда-нибудь мечтала о мороженом? — спросил он, с намеком на улыбку на губах.
О чем, черт побери, он говорит?