ТЫ СЧАСТЛИВА, ГРЕБАНАЯ ВСЕЛЕННАЯ?
— Милая, перестань. Ты позоришь себя, — раздался позади меня мягкий голос.
Я почувствовала руку вокруг своего запястья, которая пыталась утянуть меня к тротуару. — Перестань плакать.
Оглянувшись, я увидела владелицу комиссионного магазина, которая изо всех сил тащила меня к своему магазинчику.
Я качала головой и размахивала руками, показывая универсальный жест «оставьте меня в покое». Я знала, что если заговорю, вместо слов будет один лепет.
— Зайди внутрь ненадолго. Зайди внутрь, и мы разберемся с этим, — настаивала она, когда тянула через двери магазина. — Ты расстроена из-за балеток?
Для пожилой женщины небольшого роста она была очень сильной. Не думаю, что смогла бы отбиться от нее, даже если бы попыталась. Вот еще одна причина, почему Нью-Йорк не для меня. Я даже не смогу отбиться от нападения пожилой женщины.
Над нами раздался звонок, когда мы вошли внутрь, но я едва могла услышать его из-за звука своих всхлипов.
— Перестань плакать. Я могу починить балетки. Ничего страшного. С правильным растворителем пятно сразу же исчезнет, — сказала она.
Я вытерла лицо, пытаясь остановить рыдания. Ее добрые карие глаза осмотрели мое лицо, в основном пытаясь найти причины моего сумасшествия.
Продолжайте искать, леди. Вот они.
— Станет лучше? Это единственная проблема? — спросила она.
Я покачала головой.
— Что я еще могу сделать тогда? — спросила она. — Я не могу дать за твои платье больше денег, но могу исправить балетки бесплатно.
Я уставилась в ее добрые глаза, сделала глубокий вдох и перешла в действие.
— Вам нужен работник?
— Что? — она отстранилась, прищурила глаза, явно ошеломленная вопросом.
— Уверяю, я замечательный сотрудник, — клялась я. — Несмотря на то, что демонстрируют нынешние обстоятельства.
Она улыбнулась.
— У тебя только что был срыв в общественном месте, и ты решила, что я дам тебе работу?
Моя губа задрожала.
Она вытянула руки и покачала головой.
— Хорошо, Господи. Давай разберемся во всем. Я не могу дать тебе работу. В магазине не так много дел для двоих людей, но у меня есть подруга, которая, возможно, сможет тебе помочь. Тебе подойдет ночная работа?
— Да. Да! Конечно.
Она отпустила мой локоть, и отвернулась к прилавку. Я стояла, замерев на месте, наблюдая, как она достает старый серый органайзер и смахивает с него пыль рукой. Должно быть, вещица не использовалась с восьмидесятых. Занимает некоторое время, пока она листает его, и наконец вытаскивает потрепанную визитку.
Она встретилась со мной взглядом, набирая номер, и успокаивающе улыбнулась.
— Все будет хорошо, — сказала она. — У всех случаются подобные дни. Знаешь, как говорят: «Когда кто-то испортил твои балетки «Chanel», сделай лимонад?» (имеется в виду фраза «если жизнь подкидывает тебе лимоны, сделай из них лимонад»).
Я расхохоталась, застигнутая врасплох ее юмором.
— Не думаю, что звучит именно так, — сказала я, вытерев нос, и наконец перестав всхлипывать.
Она собиралась ответить, когда я услышала бормотание на том конце линии. Она подняла палец, чтобы я затихла, затем заговорила в динамик.
— Привет, Марджери. Это Бет. Бет Монтгомери, да, да. Со мной все хорошо.
Раздалось еще бормотание на том конце линии, когда Бет и Марджери обменивались стандартными любезностями. Наконец она улыбнулась, и посмотрела на меня.
— Рада, что у тебя все хорошо. Нам нужно поужинать в ближайшем будущем, — заявила она. — На самом деле я звоню, чтобы попросить об одолжении.
Глава двадцать пятая
Как только я покинул благотворительный прием, я сдернул галстук-бабочку с шеи и запихнул его в карман. Проклятый галстук душил меня последние три часа, и я был рад избавиться от него и набрать полные легкие воздуха.
Служащий отеля поспешил в моем направлении:
— Вызвать Вам такси, сэр, или Вы приехали с водителем?
Я отмахнулся от него, и помотал головой. Мне нужно было пройтись. Я хотел прочистить мозги пока шел домой десять кварталов. Мне было не по себе от того, что я отчитал маму. Она не была злым человеком, просто скучающая женщина с огромным капиталом и еще большей неуверенностью.
По ее мнению, быть хорошей мамой — означало обеспечить ребенка известной фамилией, и тем самым помочь преуспеть в жизни. А что хорошего было в поцелуях и объятиях? Она полагала, что пожатие рук и воздушные поцелуи подходящее приветствие и для дам ее круга, и для собственных детей. Папа был более эмоционален и нежен с нами. Он был романтиком до мозга костей и каким-то образом смягчал характер мамы и сглаживал острые углы. Но после смерти папы прошло пятнадцать лет, и мама постепенно возвращалась к своей истинной натуре, а мое отношение к ней становилось хуже. И сейчас, видя, как она обходится с Лореной и ее проблемами, я не желал иметь с ней ничего общего.
За моей спиной прозвучал велосипедный звонок, и я посторонился, пропуская велосипед с детским сиденьем. Неоновые лампочки на колесах ярко мигали в ночи, освещая девочку. Она сидела на дополнительном сиденье, установленном над задним колесом велосипеда. Ее длинные темные волосы развевались на ветру, в то время как водитель увозил ее все дальше и дальше. Она напомнила мне Джозефину, и я сразу захотел оказаться рядом с ней. Захотелось рассказать ей о разговоре с матерью, и услышать от нее, что я поступил правильно.
Я все еще был на пути в отель, когда остановился на краю улицы, засунув руки в карманы смокинга. Мне оставалось всего несколько кварталов. Я мог бы уютно устроиться в свой кроватке, лаская в руках стакан скотча. Вместо этого, я повернул направо и пошел в сторону Гринвич Виллидж, прямиком к Джозефине. Я не знал ее точного адреса, но в тот момент это казалось незначительным. Просто хотелось быть рядом с ней, даже если это означало, что я бессмысленно буду бродить по соседству с ее домом.
Преследование женщины было для меня чем-то новым. Никогда не оказывался в такой ситуации. Все, что было до Джозефины, четко разграничивалось на черное и белое. Одно из двух: либо я состоял в отношениях, либо это было свидание на одну ночь. Границы этих отношений и ожидания обоих партнеров всегда были ясны обеим сторонам. Ныряя в этот омут, называемый Джозефиной, я напрашивался на проблемы. Но Джозефина другая. Она мой друг. Поправка. Она мой сексуальный друг. Она очень сексуальный, очень недосягаемый друг.
Я все шел по улицам Нью-Йорка без какой-либо цели в голове. К тому моменту как ноги привели меня к старой пиццерии в сердце Гринвич Виллидж, я все еще не мог набраться мужества, и позвонить Джозефине. Я остановился у обочины напротив пиццерии, и сжал в руках телефон, когда наткнулся взглядом на молодую парочку. Они стояли обнявшись, а девушка как раз встала на цыпочки на бордюре, собираясь поцеловать парня в щеку. Он обнял ее и прислонил к себе. Я смотрел на них как больной, они были такие счастливые и такие влюбленные.