Обжорство на курорте словно было для Джонни важным способом немного успокоить свою обиду и расстройство, связанные с дороговизной его собственной поездки, а главное, с тем, сколько денег он заплатил за неблагодарную сучку, которая так безобразно вела себя по отношению к нему! Словно пытаясь хотя бы частично возместить свои неоправданные затраты, Джонни ел не просто вкусные продукты, но особенно дорогие – те, на которые в Москве ему было жалко денег. Правда, поскольку в экзотических продуктах он особо не разбирался, выбор его был достаточно банален: красная рыба, помидоры «черри», которые дома он не покупал по причине их дороговизны и т.д.
Приступы паники
Плотно наевшись (последний раз перед этим он ел только в самолёте несколько часов назад, и это была вся его пища в тот день), Джонни собирался спокойно посидеть в номере и переварить. Не тут-то было! Леночка потащила его гулять. Джонни не хотел идти, но в то же время мог предвидеть, какой будет её реакция на отказ, и не хотел провоцировать серьёзный конфликт в первый же день.
Джонни почему-то сдуру надеялся, что улица встретит его приятной прохладой. Стоило, однако, ему выйти за дверь хорошо кондиционируемого отеля, как его обдало жаром. Джонни стало не по себе. Чтобы как-то выиграть время и обдумать дальнейшие действия, он сообщил Леночке о своём намерении вернуться в номер и одеть более лёгкую рубашку взамен синтетической, в которой он приехал из Москвы. Естественно, это её взбесило, однако поскольку Джонни просто явочным порядком пошагал обратно, деваться ей было некуда. Другой девушке, наверное, он бы попытался объяснить по-человечески, надеясь на её понимание. С Леночкой же Джонни знал по горькому опыту: единственный вариант – поставить её перед фактом.
Выйдя снова на улицу, Джонни вначале постарался не обращать внимания на горячий ветер, окутывающий его, и просто идти вперёд. Однако это оказалось непросто. Джонни ощутил, как ему стало трудно дышать. Чем больше он удалялся от отеля, тем больше ему становилось не по себе. Джонни с ужасом подумал о том, как ему ещё придётся идти назад. Когда им предстояло повернуть, чтобы идти ещё дальше, Джонни зачем-то обернулся и посмотрел в сторону отеля. От поворота у него сильно закружилась голова, он потерял равновесие. Земля уходила у него из-под ног. Собрав последние силы, Джонни сделал шаг в сторону и вцепился в ограду, чтобы не упасть, тщетно пытаясь прийти в себя. Его охватило отвратительнейшее ощущение нереальности окружающего. Ему показалось, что он умирает. Он почему-то вспомнил и явственно представил себе, как у его мамы отвисла вставная челюсть, когда она умерла. Потом подумал обо всех грандиозных планах, которым было суждено остаться нереализованными. Угораздило же его сюда прилететь, зная, как неважно он себя чувствовал!
С этими мыслями, Джонни собрал в комок последние силы и шаткой походкой, в полузабытьи вернулся обратно в отель, не обращая внимания на Леночку. Заметив неладное, Леночка вначале поинтересовалась у него, что случилось. Не получив ответа от находящегося в болезненном ступоре Джонни (который был поглощён парализующим страхом того, что он вот-вот умрёт), она поинтересовалась: тебе плохо? Когда же Джонни с трудом выдавил из себя утвердительный ответ, Леночка принялась его обвинять. Мол, из-за того, что ему стало плохо, она не погуляла.
С одной стороны, Джонни в те моменты было явно не до неё с её претензиями к нему. Однако её реакция, наблюдаемая им где-то на периферии его чувств, только усугубляла его состояние. Джонни прекрасно понимал: он здесь не просто один, сам за себя. Хуже того, он привёз сюда на свои практически последние деньги человека, от которого ему был только вред, от которого было бессмысленно ждать не только помощи, но и просто человеческого понимания и сочувствия.
Когда Джонни вернулся в хорошо кондиционируемый номер, где было достаточно воды, лучше ему стало не сразу. Он был поглощён отчаянным страхом за свою жизнь, которая вот-вот могла безвременно закончиться, и в его больную голову лезли самые отвратительные мысли. Например, одна из них заключалась в том, что его даже некому будет хоронить. Разве что государственным службам вместе с бомжами и прочими никчёмными личностями за 101 километром.
Но почему его так волновала судьба собственного трупа после смерти? Ведь тогда он не будет знать и чувствовать, как с ним обошлись! Задумавшись над этим вопросом, Джонни неожиданно для себя подумал о том, как, возможно, за этим вопросом крылся другой, ещё больней. Слишком болезненный, чтобы выпускать его из подсознания. Ведь сейчас, ещё живой, он также совершенно никому не нужен, не интересен. Разве что его использовать. Как сделала эта сука...
Когда мысль Джонни вернулась к «светлому образу» Леночки, он неожиданно почувствовал себя лучше. Его ум озарился новой идеей. Он сделал если не для всего прогрессивного человечества, то для себя лично важное открытие. И собирался поделиться им с прогрессивным человечеством.
Прошло немногим менее года с тех пор, как он поставил Леночке диагноз. Но каковы аргументы? Не было ли всё это всего лишь обзывательством по отношению к той, которая так обидела его? Безусловно, у него были убедительные свидетельства, однако они в основном носили косвенный характер. Теперь же Джонни получил несравненно более убедительное подтверждение.
Конечно, с одной стороны это было ужасно, как у Джонни ухудшилось здоровье. И частично он сам был в этом виноват: практически не спал ночью, потом весь день не ел, потом обожрался рыбы, усугубив неприятные ощущения сухостью во рту и страхом обезвоживания.
С другой, можно сказать, благодаря этой крайне неприятной ситуации как бы сам собой был поставлен эксперимент, отчётливо показавший подлинную сущность Леночки. У неё на глазах умирал тот, кого она месяц-два назад, пытаясь развести на загранпоездку, называла близким человеком. А она не попыталась ему помочь. Ладно, допустим, Леночка могла не сориентироваться в ситуации (хотя опять-таки, это было на неё не похоже). Так она вообще не проявила никаких человеческих чувств! Более того, в этой драматической ситуации она попыталась обвинить человека, находящего в состоянии приступа, в сорванной для неё прогулке. Получалось, эта несчастная прогулка, которая для неё особо ничего не значила, была для неё дороже его жизни. Откуда напрашивался логичный вывод: жизнь Джонни не стоила для Леночки практически ничего. Поэтому фактически единственной разумной интерпретацией оказывалось отсутствие у этой женщины живого человеческого сердца (а не просто органа, разгоняющего кровь по жилам).
Конечно же, перед ним по-прежнему стояла задача донести обретённое им понимание до широкой публики. Однако для самого себя, у него теперь были неопровержимые доказательства патологической бессердечности Леночки.
На следующий день Джонни не мог не заметить, как с Леночкой творилось неладное. Она отказывалась идти на обед. Ссылаясь при этом на то, что обеды у них были не оплачены. Но Джонни прекрасно помнил, как девушка – менеджер турфирмы, когда ей сказали про неоплаченные обеды, позвонила кому-то, потом поставила какой-то штамп в путёвку, и заверила обоих, что у них будет теперь включено трёхразовое питание.
Почему Леночка забыла об этом? Ведь обычно именно она помнила обо всём, когда я тупил в практических вопросах?- внутренне недоумевал Джонни. Когда он поделился этими соображениями с Леночкой, та ответила раздражённо: так иди ешь! Только потом с тебя потребуют перед отъездом несколько сот долларов! У тебя есть такие лишние деньги? Пожалуйста – это будет твоя проблема, я здесь ни при чём. Джонни сказал: ладно, сейчас выясню. Через некоторое время он вернулся и сообщил Леночке, что получил подтверждение от сотрудницы отеля, что обеды у них включены, а потому они могут спокойно обедать. Леночка сначала хотела выразить недоверие тому, насколько он действительно выяснил и правильно понял, но в итоге просто сказала: иди один. Я не хочу. Джонни вначале собирался заботливо рассказать Леночке о том, как вредно для здоровья сидеть голодной. Однако она так сердито смотрела на него, что он лишь вымолвил растерянно: ну ты как хочешь...