Рваные джинсы, черная косуха, мятая майка и большая жвачка во рту. Мой образ развязной неудачницы дополняют грубые, тяжелые ботинки на толстой подошве. Охранник с недовольным видом морщит лицо, но никто здесь не в силах запретить мне пройти туда, куда захочу.
И уж точно никто из этих холеных, двуличных, мерзких богатеев, еще помнящих меня забитой девчонкой в вязаном свитере и с косичками, не посмеет что-то вякнуть о моем внешнем виде.
Единственный человек, который был способен повлиять на меня хоть каким-то образом, теперь сам стал моим заложником. И именно я теперь говорю от его имени. Ирония судьбы, не иначе.
— Вы куда? — Секретарша с обильно подкрашенной оральной зоной подскакивает со своего стула, замечая мое приближение. — Стойте!
— К Эдику. — Сухо бросаю я и толкаю дверь в его кабинет. — Можно?
— Я ей говорила, что нельзя! — Визжит секретарша через мое плечо.
Эдуард Викторович вынужден спрятать стеклянную пилочку для ногтей в ящик стола и спешно подняться:
— Все в порядке, Юленька. — Бросает он недовольный взгляд на секретаршу и указывает мне своей маленькой ручкой на свободное кресло. — Марта, проходи, садись.
— Привет. — Падаю в кожаное кресло и вытягиваю ноги.
Секретарша хлопает дверью, а Эдик, еле сдерживая рвущийся наружу гнев, оглядывает мои ботинки. Почти физически чувствую эмоции, которые у него вызываю, и это меня забавит. Знаю, что в любом случае он не сорвется — будет терпеть до конца, а потом действовать исподтишка. Такие, как он, никогда не грубят, боясь получить ответной реакции, они — тихие истерички, привыкшие использовать свою власть и деньги в холодной войне.
— Не могла постучать? — Спрашивает он, наклоняясь задницей на собственный стол.
— А что? Боялся, что застану тебя за просмотром гейского порно? — ввинчиваю я.
И Эдик стойко выдерживает мой выпад. И только выщипанная и умело подкрашенная темная бровь ползет по его лбу вверх.
— Девочка, вот чего тебе не хватает? — Улыбается он. — Почему ты принимаешь меня за врага?
Я подтягиваю ноги и выпрямляюсь, готовясь атаковать:
— Ты был у его лечащего врача. Мне сообщили.
— И? — Спокойно спрашивает он.
— Тебе недостаточно того, что я лично докладываю тебе о его здоровье?
По ухоженному лицу Эдика пробегает волна недовольства.
— Я просто хотел убедиться, что все в порядке. Совет директоров волнуется, ты должна понимать.
— Поэтому ты спрашивал, сколько я трачу на его лечение?
Он кивает.
— Я поверенный твоего отца, дорогуша. — Его кадык дергается. Толстые пальчики-сосиски складываются в тугой замочек. — Я веду его дела, поэтому мой интерес в области ваших расходов естественен.
— И что? Выяснил? — Огрызаюсь я.
— Да. Информация вполне обнадеживающая.
— Убедился, что я тебе не врала? — Продолжаю злиться.
Эдик двумя пальцами поправляет зализанные волосы. Меня раздражает его манерность, хочется сплюнуть прямо на пол. Какое же все здесь фальшивое, тьфу!
— Послушай, Марта, это нормально, что мы все беспокоимся за твоего отца. — Все еще играя заботливого дядечку, говорит он. — Не нужно воспринимать все в штыки. Мы все здесь — его и твои друзья.
— Да ладно! — Впиваясь в подлокотники пальцами, смеюсь я. — Спите и мечтаете, как бы урвать его долю!
— Прошу тебя, не забывайся. — Устало закатывает глаза мужчина.
— Милый Эдуард. — Изрядно устав от его кислой вежливости, говорю я. — Со мной можешь не юлить. Я в курсе, что за деньги ты и мамку родную продашь. И я тоже имею право проверить, действуешь ли ты в интересах моего отца или же совсем наоборот. Усек?
Тревожно оглядев собственные ногти, он возвращает свой взгляд на мое лицо:
— Ничего, он поправится и сам проверит.
В моей душе разгорается огонь ярости. Я закидываю ногу на ногу и улыбаюсь.
— Это тебе его врач сказал?
— Он, конечно, не готов давать точных прогнозов, но надеется, что утраченные телом твоего отца функции будут возвращаться. — Мужчина больше не улыбается. — Речь, движения — никто не знает, что и когда вернется первым, но, как только твой отец сможет говорить или писать, он сможет приступить к управлению делами.
Мне хочется показать ему средний палец, но приходится сдерживаться.
— А пока этого не произошло, я говорю за него и я решаю! — Напоминаю.