— Не стоит так привязываться к беглецам, — сказал ей отец. — Они никогда не остаются надолго, да к тому же вечно так озлоблены, что забывают о благодарности.
Но ма не обращает внимание на его ворчанье. Она взяла мальчика под свою защиту — и точка.
Уилу непонятно, как беглец может спать, когда солнечные лучи бьют ему прямо в лицо и над долиной разносится шум идущих в посёлке строительных работ. Грудь мальчика поднимается и опадает, а ноги подрагивают под одеялом, словно он бежит. Ничего удивительного — скрывающиеся от закона очень хорошо умеют бегать. Иногда Уилу кажется, что это единственное, что они умеют.
Уил убеждён — мальчик успокоится. Дикие животные, гремучие змеи, беспризорные подростки — все умиротворяются в его, Уила, присутствии. Даже когда гитара просто висит у него на спине — должно быть в предвкушении того, что он им сейчас покажет. Хотя Уил и сам лишь подросток, но душа у него мудрая, как у его деда-сказителя, чьи способности он и унаследовал...
Но сейчас ему не хочется думать о дедушке.
Пока он раздумывает, какая музыка может достучаться до сердца этого беглеца, мальчик просыпается. Его зрачки сужаются. Серо-голубые глаза фокусируются на стоящем в дверном проёме Уиле.
Тот делает несколько шагов внутрь комнаты и садится на шкуру пумы, затем перебрасывает гитару из-за спины наперёд ловким, привычным движением.
— Моё имя Чоуилау, — представляется он. — Но все зовут меня Уил.
Мальчик с опаской смотрит на него.
— Я слышал, как вы разговаривали вчера. Целительница — она твоя мама?
Уил кивает. Мальчику на вид лет тринадцать — на три года младше Уила — но что-то в его глазах светится такое, что можно подумать: ему все сто. У него тоже старая душа, только не такая, как у Уила — именно старая, уставшая и измождённая. Жизнь обошлась с этим беглецом сурово.
— Ничего, если я тут немного поиграю? — спрашивает Уил, стараясь говорить помягче.
Мальчик подозрительно щурится:
— Зачем?
Уил пожимает плечами.
— Мне легче играть, чем говорить.
Мальчик колеблется, покусывает губу.
— Ладно, хорошо.
С ними всегда так. Жизнь, которую ведут беглецы, ломает их дух, внушает им недоверие ко всему миру. Но поскольку они не находят подвоха в игре на гитаре и не замечают, как музыка Уила разрушает барьер, выстроенный ими для защиты от предательства, они сдаются и слушают, как его пальцы ласкают струны; его игра наделяет голосом их душевные раны.
Его мать училась на курсах музыкальной терапии при университете Джона Хопкинса, но она подкована только в теории. Уил же почувствовал, что может исцелять своей игрой уже в тот миг, когда в свой третий день рождения впервые взял в руки гитару. Хотя, конечно, не все беглецы и не все Люди Удачи с больной душой исцелялись. Некоторые уже перешли черту. Пока еще слишком рано судить, с какой её стороны окажется этот мальчик.
Уил играет два часа подряд — до тех пор, пока по дому не разносится запах еды, а спину не начинает сводить судорога. Беглец сидит на постели — всё это время он не спал и слушал, слушал, обвив руками согнутые ноги и положив подбородок на колени; глаза его устремлены на покрывало. Истаяли последние аккорды. Музыка смолкла.
— Пора подзаправиться. — Уил поднимается на ноги и отправляет гитару себе за спину. — Наверно, суп с кукурузным хлебом. Пойдёшь?
Мальчик напоминает ему кролика — так же, как зверёк, он застыл в нерешительности и не знает, что ему делать — бежать или остаться. Уил ждёт. От него, словно круги по воде, расходятся волны покоя. И вот мальчик встаёт с кровати и выпрямляется. Он держится гораздо уверенне, чем ожидал Уил.
— Меня зовут Лев. Я был десятиной.
Уил кивает — спокойно и без осуждения. Возможно, несмотря ни на что, с этим мальчиком всё будет хорошо.
Лев смотрит, как Уил моет посуду после ланча, и всё думает, что же толкнуло его на то, чтобы рассказать этому парню правду о себе — что он был десятиной и сбежал от своего долга. Если выдавать о себе слишком много информации, это, чего доброго, может ему повредить. И в этот момент в него летит посудное полотенце, шлёпает по лицу и падает на стол.
— Эй! — Лев вскидывает глаза — неужели Уил за что-то сердится на него? Но нет — у массивного, словно медведь, Уила улыбка плюшевого медвежонка.
— Можешь вытереть тарелки. Встретимся в конце коридора, когда закончишь.
Дома Лев никогда не мыл посуду — это работа для прислуги. К тому же он болен! Больного человека заставляют вытирать тарелки! Однако он без возражений делает, что приказано. Он должен Уилу за концерт. Он никогда прежде не слышал такой гитарной игры, а ведь семья Лева была высококультурной: дети играли на скрипке, а по четвергам все они ходили на концерты симфонической музыки.