Дорога огибает посёлок и уводит к широкой расселине межу скал, затем углубляется в лощину, застроенную одноэтажными красивыми зданиями, между которыми зеленеют лужайки.
— Вот это первое здание — педиатрический корпус, — кратко объясняет Уил на ходу. Уил не снижает хода, но Лев заглядывает в окна и открытые дворики в надежде увидеть целительницу. Он видит детей и других целителей, но мамы Уила среди них нет.
Лев бросает взгляд на своего спутника. Глаза того прикованы к девушке, стоящей на пороге другого корпуса — невысокой, в тунике, украшенной перьями. У девушки тёплые миндалевидные глаза, а на губах — лёгкая улыбка, напомнившая Леву о Рисе. Она стоит в дверях и смотрит на Уила.
Они ещё ничего не сказали, но Лев уже догадывается, что это, должно быть, и есть невеста Уила. Между этими двумя явно угадывается связь, даже ещё более сильная, чем между Уилом и его гитарой. Уил подходит к девушке, и Лев думает, что вот, сейчас они поцелуются, но вместо этого Уил протягивает руку к сплетённой из бисера тесьме, стягивающей волосы девушки, развязывает её и выпускает на свободу сияющий чёрный каскад.
— Вот так-то лучше, — говорит он с едва заметной улыбкой.
— Для мастерской не годится, — возражает она. — Застрянет в циркулярной пиле, и прости-прощай моя голова! Отрежет начисто.
— И получится расплетение! — дразнит её Уил. Она окидывает его сердитым взором — словно ударяет римшот[41], только визуальный. Он смеётся.
— Уна, это Лев. Лев, Уна.
— Привет.
— Приятно познакомиться, Лев. — Она пытается вернуть себе свою тесьму, но поскольку Уил на добрый фут выше неё, ей никак не дотянуться. — Отдай, Гитарный безобразник! — И натренированным движением, словно проделывать это ей не впервой, она подпрыгивает и выдёргивает тесьму из его пальцев. — Ха! — Она подмигивает Леву и говорит: — Возьми на заметку, братишка. Если поведёшься с этим типом, без этого движения тебе не обойтись.
Лев не очень понимает, почему она зовёт его братишкой, но ему это обращение нравится.
Уна вглядывается в Уила.
— Твой дядя вернулся?
Между ними словно возникает какое-то напряжение. Лев замечает, что над дверью этого длинного узкого здания большими буквами вырезано «Кардиологическое отделение».
— Да, — отвечает Уил. — Ничего не нашёл. Так ты пришла навестить моего дедушку?
— Кому-то же надо его навещать. Он здесь уже несколько недель, и сколько раз ты его навестил?
— Перестань, Уна. Меня дома уже заездили.
— И правильно. Потому что ты этого заслуживаешь.
— Но вот же я, пришёл, что ещё надо?
— А где же тогда твоя гитара?
Лицо Уила болезненно морщится, и Лев смотрит в сторону — ему неловко видеть в глазах парня слёзы.
— Уна, я не могу этого сделать, — произносит Уил. — Он хочет, чтобы я облегчил ему путь в смерть. Я просто не могу этого сделать!
— Да с чего ты взял? Он, может, вовсе не собирается умирать!
Голос Уила становится громче:
— Он ждёт меня, вместо того чтобы ждать сердце!
И хотя Лев толком ничего не знает, он касается локтя Уила, чтобы привлечь к себе его внимание, и говорит:
— Может быть, он ждёт и того, и другого... Но он согласен и на что-то одно, если второго не будет.
Уил таращит на него глаза, будто впервые видит, а Уна улыбается.
— Хорошо сказано, братишка, — говорит она. — Сдаётся мне, что будь ты одним из нас, твоим духом-хранителем была бы сова.
Лев чувствует, что краснеет.
— Нет, скорее олень, застывший в свете фар[42].
Лев входит вслед за ними в здание. Они идут в его дальний конец, где находится просторная круглая комната, разделённая на четыре открытых отсека. Создаётся впечатление, что это не больница, а спа. Широкие окна в массивных рамах. Стены украшены цветущими растениями, в центре палаты фонтан: водяные брызги падают на медную скульптуру, очень похожую на стилизованный индейский талисман «ловец снов». В каждом отсеке — медицинское оборудование по последнему слову техники, но оно расположено очень деликатно, не лезет в глаза — чтобы не нарушать царящего здесь уюта.
41
Характерный удар по внешнему ободу барабана, играющийся для эффектной концовки джазовой пьесы.
42
Известный факт: олень, застигнутый светом фар на дороге, застывает на месте, вместо того, чтобы бежать. Ученые пока не выяснили, почему так происходит.