Пивани удостаивает взглядом и Лева:
— А ты выглядишь получше, чем тогда, когда я тебя нашёл. Рука как — ничего?
— Ага. Лучше. Спасибо за то, что спасли меня.
Лев не помнит самого спасения. Он вообще мало что помнит, после того, как свалился со стены — кроме острой боли в запястье и того, как лежал на подстилке из листьев и сосновых иголок, уверенный, что пришёл его конец.
Пивани вперяется глазами в гитару Уила.
— Ты собираешься, наконец, пойти в больницу? Навестить дедушку?
— Скорее всего нет, — роняет Уил.
Голос мужчины приобретает резкость, становится почти обвиняющим:
— Целители и музыканты не могут выбирать, кого им исцелять. Или чей путь к смерти облегчить. — Он наставляет на Уила палец. — Ты сделаешь это для него, Чоиулау.
Секунду дядя и племянник смотрят друг другу в глаза, затем Пивани отступает на шаг и перебрасывает винтовку в другую руку.
— Скажи дедушке, завтра мы раздобудем для него сердце.
Проговорив это, он церемонным кивком прощается с Левом и поднимается наверх, воспользовавшись, однако, не верёвочной лестницей, а подъёмником, которого Лев не видел, а Уил почёл за лучшее ему не показывать.
Они шагают в посёлок. Лев, привычный к пресным пригородам, где живут люди цвета сиенны, чувствует себя не совсем в своей тарелке среди красных домов на каменном обрыве, белёных коттеджей и тротуаров из великолепного красного дерева. Хотя посёлок на первый взгляд кажется довольно простым, Лев прекрасно знает — это лишь внешний слой, а суть — вот она: роскошные автомобили, припаркованные в боковых улочках, золотые таблички на стенах белых коттеджей. Мужчины и женщины одеты в деловые костюмы, на вид традиционные для Людей Удачи, но явно созданные лучшими кутюрье.
— Откуда у вас такое богатство? Чем вы занимаетесь?
Уил окидывает его смеющимся взором.
— Ты конкретно о ком? О всех «притонщиках» вообще или о моей семье в частности?
Лев краснеет: неужели целительница рассказала Уилу, как он нечаянно назвал Людей Удачи этим грубым жаргонным словом?
— И то, и другое, наверно.
— А что же ты заранее всё не разузнал, до того как перелезть через стену?
— Мне надо было срочно где-то скрыться, некогда было привередничать. Один парень на станции рассказал, что поскольку ваш народ защищён от расплетения, то я тоже буду защищён. Ну, и про то, что вы в курсе всей юридической дребедени, которая для этого требуется.
Уил сжаливается и выкладывает Леву сильно сокращённый вариант истории племени.
— Когда мой дедушка был мальчишкой, резервация чертовски разбогатела — не столько за счёт игорных домов, сколько за счёт нескольких судебных разбирательств относительно пользования землёй, очистного сооружения для воды, вышедшей из строя ветряной электростанции; ну, и казино, которых нам вовсе не хотелось, но пришлось уступить, когда другие племена наехали на нас. — Он неловко передёрнул плечами. — Чистое везение. У нас просто дела пошли лучше, чем у других.
Лев окинул взглядом улицу, придорожные бордюры, сияющие золотом.
— Я бы сказал, судя по виду, намного лучше.
— Да уж. — Уил был одновременно и горд, и смущён. — Некоторые племена мудро распорядились доходами от игорных заведений, другие растранжирили их впустую. Позже, когда виртуальные казино стали более популярны, чем настоящие, пришёл крах, но такие племена, как наше, прекрасно справилось с трудностями. Мы Высокая резервация. Тебе повезло, что ты не попал в какую-нибудь Низкую — они там с удовольствием продают беглецов охотникам за органами.
Лев, конечно, слыхал о пропасти, отделяющей богатые племена от бедных, но поскольку всё это находилось за пределами его собственного мира, он никогда особенно над этим не задумывался. Может, таким богатым людям ни к чему продавать беглецов. И всё же он не разрешает искре надежды разгореться. Он уже давно понял, что надежда — это роскошь, которую человек вне закона не может себе позволить.
— Одним словом, — продолжает Уил, — моё племя изучило законы и знает, как их использовать. Если уж на то пошло, то мой отец — юрист, так что наша семья довольно зажиточная. Мама заведует педиатрическим отделением в нашей клинике, уважаемая личность в резервации. К нам на лечение привозят детей из богатых племён со всей Северной Америки.
Леву кажется, что в голосе Уила звучит ирония, но стесняется задавать ему дальнейшие вопросы. Мать часто говорила мальчику, что разговаривать о деньгах невежливо, особенно если ты не очень близко знаком с человеком. Но с другой стороны, услышав игру Уила, Лев чувствует, что знает этого парня гораздо лучше, чем кое-кого из членов собственной семьи.
Уил останавливается перед маленькой витриной в конце улицы. На резной дубовой табличке значится: «Лютье». Уил дёргает за ручку, но дверь на замке.
— Хм. Хотел познакомить тебя с моей невестой, но она, кажется, ушла на перерыв.
— С невестой?
— Ну да. У нас такие обычаи.
Лев поднимает глаза на табличку над дверью и чувствует себя сущим невеждой.
— А... что такое «лютье»?
— Мастер, изготовляющий струнные инструменты. Уна на обучении у лучшего мастера резервации.
— А что, у вас их много?
— Вообще-то наше племя специализируется на этом.
Уил оглядывается, явно разочарованный, и Лев догадывается, что парень не столько хотел показать ему посёлок, сколько показать его, Лева, своей невесте.
— Ну что, пошли обратно? — спрашивает Уил.
Но Леву надоело сидеть дома и только знать дрыхнуть. К тому же, если прошение удовлетворят, это место может стать его домом. При этой мысли мальчика охватывает странный трепет: радостное ожидание мешается со страхом перед будущим, таким новым и неизвестным. В его прежней жизни не было ничего неизвестного, всё было расписано на годы вперёд, так чтобы ему никогда не нужно было задумываться над выборами и альтернативами. Зато сейчас у него столько альтернатив, что голова кругом.
— Покажи мне ещё. Школы, например. В какой школе я буду учиться?
Уил трясёт головой и смеётся:
— Слушай, да ты и впрямь ничего про нас не знаешь!
Лев не удостаивает его ответом, просто ждёт объяснений.
— Малыши учатся всему, что необходимо, у членов своего рода и старейшин, — объясняет Уил. — Потом, когда выясняется, к чему их влечёт и к чему у них есть способности, они поступают на обучение к мастеру выбранной профессии.
— А это не слишком узко — сосредоточиться лишь на одном и только этому и учиться?
— Мы учимся многому у многих, — возражает Уил, — в отличие от вашего мира, где одни и те же люди учат вас одному и тому же.
Лев кивает, поняв суть его рассуждений.
— И в той, и в другой системе есть как достоинства, так и недостатки.
Лев думает, что Уил сейчас пустится защищать традиции своего племени, но тот говорит:
— Согласен. — И, помолчав, добавляет: — Мне не всегда нравится, как то или иное у нас устроено, но наша система обучения подходит для нас как нельзя лучше. После нашей школы многие спокойно поступают в университет. Мы учимся, потому что хотим учиться, а не потому что так надо. Поэтому мы учимся быстрее. И обстоятельнее.
Но тут за спиной Лева раздаётся юный, звонкий голос:
— Чоуилау?
Лев оборачивается и видит троих детей, примерно десяти лет от роду — те стоят, устремив на Уила восхищённые взгляды. Мальчик, который обратился к Уилу — худющий, как стрела, и такой же напряжённый. На его лице умоляющее выражение.
— Что-то не так, Кили? — спрашивает Уил.
— Нет... просто... Старейшина Муна спрашивает — ты нам не поиграешь?
Уил вздыхает, но улыбается, как будто он и раздосадован, и польщён одновременно.
— Старейшина Муна в курсе, что мне не разрешается играть просто так. Только тогда, когда это необходимо.
— Это необходимо. Вот, видишь — Нова, — говорит Кили, указывая на девочку, стоящую рядом с ним, потупив глаза. — С того самого времени, как её отец поменял своего духа-хранителя, её родители ругаются и ругаются.
— Плохо, — выпаливает Нова. — Ма говорит, она выходила замуж за орла, а не за опоссума, но в их офисе все бухгалтеры были опоссумы, кроме па. Ну, вот они сейчас и ругаются.