— Я тебя разыграла.
— То-то.
— Надо же. Вот дурачок! Я ведь в жизни ее не видела. Откуда же мне знать, кто это возвращается — она или не она.
— Ты наверняка ее видела, — сказал Коди. — Она работает кассиршей в бакалейной лавке братьев Суини. Ее прозвали Злючка-Колючка.
— Мы делаем покупки у Эсмонда.
— Я бы тоже хотел там, — сказал Коди.
— А почему она работает? Где твой отец?
— Пропал без вести.
— Ой, извини.
Он небрежно махнул рукой и глотнул из бутылки.
— Она сидит за кассой. В следующий раз, когда будешь проходить мимо лавки Суини, загляни в окно. Сразу ее узнаешь. Войди и скажи: «Мэм, на этой банке с супом — вмятина. Нельзя ли ее уценить?» А она ответит: «Суп ведь хуже не стал, и цена будет прежняя».
— A-а, знаю я таких, — сказала Лорена.
— На затылке небольшой пучок. Рот — как будто в губах зажаты булавки. Кто-нибудь зайдет просто так, от нечего делать, а она непременно скажет: «Проходите, проходите, пожалуйста».
Коди говорил и улыбался, но внутри у него что-то кольнуло. Он представил себе мать за кассой и эту тревожную складку, пересекающую ее лоб, словно прядка волос или тонкий стежок портнихи.
Коди снял с кровати Эзры одеяло, подушки, простыни и матрац. Вытащил из рамы и спрятал в шкаф деревянные перекладины. Потом осторожно положил матрац на место и затаил дыхание. Матрац держался на одной раме. Коди тщательно прикрыл его постельным бельем, взбил подушку и осторожно положил ее в изголовье. Достал из тайника стопку журналов, раскрыл их и в беспорядке разбросал по полу, после чего погасил свет и улегся на свою кровать.
Эзра, босой, в пижаме, вошел в комнату, дожевывая сандвич. Сзади у него болталась завязка от пижамных штанов. Он вздохнул и плюхнулся на кровать. Раздался оглушительный треск. Задрожал пол. Мать закричала, тяжело протопала по лестнице наверх и включила свет. Коди поднял голову и посмотрел на нее сонным, отсутствующим взглядом. Она держалась за сердце и глотала воздух. За ней стояла дрожащая Дженни, прижимая к себе старого игрушечного зайца.
— Господи, спаси… сохрани и помилуй! — пробормотала мать.
Постель Эзры походила на заполненную бельем ванну. Он никак не мог выбраться из простынь. В поднятой руке был зажат недоеденный сандвич.
— Эзра, милый… — сказала Перл и, увидев журналы, добавила: — Это что такое, Эзра?
С журнальных страниц — с каждой! — на нее смотрели женщины в ночных сорочках, купальных костюмах, поясах с подвязками, в черных кружевных бюстгальтеpax, банных полотенцах, нелепых прозрачных набедренных повязках или попросту нагие.
— Эзра Тулл! — произнесла мать.
Эзра все еще барахтался, пытаясь выбраться из кровати.
— Вот уж не ожидала от тебя, Эзра, — укоризненно сказала мать, повернулась и вышла из комнаты, уводя за собой Дженни.
Эзра наконец выбрался из кровати и набросился на Коди. Вцепился ему в волосы и стал трясти изо всех сил. Коди с мычанием отбрыкивался. Он не кричал, чтобы не услышала мать. Ему удалось вцепиться зубами в коленку Эзры, и тот, задыхаясь, в слезах, откатился в сторону. Похоже, Эзра еще раньше наткнулся на что-то — левый глаз у него заплыл и вид был несчастный. Коди поднялся с пола, показал, где спрятаны перекладины от кровати. Они положили их на раму, водворили на место матрац, старательно расправили постельное белье и одеяло. Потом Коди выключил свет, они улеглись и вскоре заснули.
Иногда по ночам Коди снился отец. Он появлялся в одном из своих коммивояжерских костюмов с вечерней газетой в руке, как бывало по пятницам. Поражала достоверность его облика: густые, падающие на плечи волосы, желтоватые мешки под усталыми глазами. Днем облик отца представлялся ему в последнее время не так реально — он расплывался, лишался объемности. «Ну как прошла неделя?» — равнодушно спрашивал он. И мать отвечала: «Нормально».
В этих снах и сам Коди был не таким, как теперь. Время поворачивало вспять. Он видел себя малышом, который семенил вокруг на своих коротких толстых ножках и отчаянно старался привлечь к себе внимание: «Ты только посмотри! Ну посмотри еще. Посмотри, как я кувыркаюсь. Видишь, как я тащу тележку?» Каждый его поступок в том возрасте, как ему представлялось сейчас, объяснялся безудержным стремлением утвердить себя, свою независимость.
Просыпаясь в темноте, он вытягивал свои длинные ноги и поднимал над головой руки, которые становились жилистыми и мускулистыми. Он думал о том, что будет, если в один прекрасный день — к тому времени он сам уже станет мужчиной — вернется отец. «Посмотри, чего я достиг, — скажет он отцу. — Видишь, чего я добился, как много успел без тебя!»