— Нет.
Эзра был прав. Джосайя говорил вполне внятно, и голос у него был по-мужски низкий. Но он не знал, куда девать руки, — стал тереть их, словно пытался соскрести с ладоней грязь или машинное масло, а то и кожу. Она заметила, что Том и Эдди прервали разговор и с любопытством поглядывают на них.
— Выйдем, — предложила она Джосайе, — я дам тебе почитать его письмо.
Уже сгустились сумерки, но Джосайя все равно взял у нее письмо и пробежал глазами по строчкам. Между его бровями пролегла глубокая складка, будто продавленная острием топора. Она заметила, что старый комбинезон Джосайи тщательно выстиран, но брюки так коротки, что из-под них виднеются съехавшие белые носки и волосатые икры. Губы его с трудом смыкались, подбородок от напряжения вытянулся.
Он вернул ей письмо. Трудно сказать, что он там вычитал.
— Если бы разрешили, — сказал он, — я бы пошел с ним. С радостью. Но они сказали, я слишком высокий…
— Слишком высокий?
Надо же! А она и не подозревала, что из-за этого могут не взять в армию.
— Так что пришлось остаться здесь, — сказал он. — Но я не хотел. Не собираюсь ишачить в этой мастерской всю жизнь. Займусь чем-нибудь другим.
— Чем же, например?
— Пока не знаю. Наверное, подыщу что-нибудь вместе с Эзрой, когда он вернется из армии. Он часто заходил сюда ко мне. Глянет, бывало, на все это и скажет: «И как ты только выдерживаешь? Такой грохот. Надо подыскать тебе что-нибудь другое». Но я не знал, где искать. А теперь Эзра уехал. Грохот — это еще куда ни шло, плохо, что летом здесь жарко, а зимой холодно. И от холода у меня на ногах болячки и зуд.
— Может, это цыпки, — сказала Дженни.
Она уже ничуть не робела. Казалось, они с Джосайей знакомы всю жизнь. Она провела ногтем по сгибу письма Эзры. Джосайя смотрел то ли на нее, то ли сквозь нее и хрустел пальцами.
— Скорей всего, я наймусь на работу к Эзре, когда он откроет свой ресторан, — сказал Джосайя.
— С чего ты взял? Эзра и не думает открывать свой ресторан.
— Нет, думает.
— Ну зачем ему это? Соберется с силами, поступит в университет и станет учителем.
— Кто это тебе сказал? — спросил Джосайя.
— Мама. Она говорит, у него терпения хватит. Кто знает, может, он даже профессором станет, — сказала Дженни и тотчас засомневалась. — Ты же понимаешь, ресторан — это не на всю жизнь.
— Почему?
Она не знала, что ответить.
— У Эзры будет такой ресторан, куда люди станут приходить просто, как на семейный обед, — объяснил Джосайя. — Он будет готовить каждый день всего лишь одно блюдо и будет сам раскладывать еду по тарелкам, все самое сытное и полезное, как в настоящей домашней кухне.
— Это тебе сам Эзра сказал?
— Совсем как дома.
— Ну, не знаю… А может, люди ходят в ресторан, чтобы забыть о доме?
— Такой ресторан сразу прославится на весь город, — сказал Джосайя.
— Ты его не так понял, — сказала Дженни. — Как ты мог поверить в такую чушь?
И вдруг он без всякого предупреждения стал прежним Джосайей, таким, каким она его помнила. Голова у него дернулась вниз, как у марионетки с оборванными нитками.
— Мне пора, — сказал он.
— Куда ты спешишь?
— Не хочу, чтобы они на меня орали.
И, не попрощавшись, он вприпрыжку побежал в мастерскую. Дженни смотрела ему вслед с таким сожалением, как будто это был сам Эзра. Джосайя так ни разу и не оглянулся.
Коди писал, что его приглашают на переговоры в крупные корпорации. После окончания университета он хотел заняться коммерцией. Эзра сообщал, что может теперь свободно прошагать без отдыха два десятка миль. Перл и Дженни мало-помалу перестали удивляться, что он солдат. В конце концов, он из тех, кто терпеливо и безропотно выполняет свои обязанности. Напрасно Дженни волновалась. Мать тоже немного успокоилась.
— Как видно, все к лучшему, — сказала она. — Служба в армии зачастую идет парням на пользу, у них появляется возможность обдумать все как следует, собраться с мыслями. Вот увидишь, он вернется из армии и поступит в университет. А потом наверняка и сам захочет преподавать.
Дженни ни слова не сказала матери про ресторан.
После того, первого раза она еще дважды навещала Джосайю. После уроков заглядывала в мастерскую, и Джосайя выходил к ней на улицу; он стоял, размахивая руками и глядя куда-то вдаль, и говорил об Эзре.
— Я тоже получил от него письмо. Оно у меня дома. Пишет, их заставляют делать большие переходы.
— По двадцать миль, — уточнила Дженни.
— Да еще в гору.
— Наверное, он здорово окреп.