— Но от этого становится только хуже. — Ви озвучивает мои мысли ещё до того, как я их произнесу.
— Да, я единственная идиотка в этой стране, которая ничего не знала. А если я этого не знала…
— То, что ещё они от тебя скрывают? — заканчивает Ви.
— Именно. И я имею в виду, что они спортсмены. Если они скрыли это, то я задаюсь вопросом, о чём ещё они не рассказали — девочки, наркотики… О, чёрт, я не знаю.
Выражение лица Ви заставляет меня остановиться.
— Я всё понимаю. Похоже, я сошла с ума, — признаюсь я. — Просто… я очень рискую, даже находясь рядом с ними.
— Я знаю, — говорит Ви. — Я горжусь тобой.
— За то, что трахнула двух футболистов и сама попала в горячую переделку?
Ви смеётся:
— Мне нравится, что это твоя версия горячей переделки, куколка.
— Это горячая переделка!
— О, милая, — произносит Ви. — Это едва ли можно назвать горячей переделкой.
Её тон заставляет меня рассмеяться.
— Да знаю я, знаю. Это не совсем горячая переделка, если только кто-то не забеременел или не было написано двадцать бульварных статей о вашем скандальном поведении.
Ви пренебрежительно машет рукой, оглядывается и улыбается мне.
— Даже тогда. Это ведь хорошая реклама, верно?
— Для тебя — да! Только не тогда, когда ты дочь Президента. И не тогда, когда ты дочь моего отца.
— Ну что ж, может быть, пришло время дочери Президента устроить себе небольшую неприятность.
— Разве не так говорят, когда женщины залетают?
— Да, наверное, в пятидесятые годы. Я имею в виду, что ты больше не играешь безопасно.
— Я не собираюсь рисковать! Я была… с ними обоими. Много раз. Это настолько опасно, насколько возможно.
— Это немного небезопасно.
— Это очень опасно.
— Более опасно было бы признаться, что ты «слово на букву Л» них, — говорит Ви.
Я свирепо смотрю на неё, но она не сводит глаз с дороги.
— Я же сказала тебе, чтобы ты перестала употреблять это слово.
— Ты не знаешь, что я имела в виду любовь. Возможно, я имела в виду, что они тебе нравятся. Или что ты хочешь их облизать. Или что ты вожделеешь их.
— Нравятся. С «нравятся» всё в порядке.
Ви на мгновение замолкает, когда мы подъезжаем к зданию.
— Как ты думаешь, может быть, дело не только в том, что они тебе ничего не сказали?
— Например, что? Разве недостаточно того, что они опустили важную информацию, о которой знали все остальные в мире?
— Может быть, — произносит Ви, переключая передачу и резко останавливаясь перед зданием. — Но, может быть, какая-то часть тебя немного боится того, куда всё может зайти?
— По-видимому, они никуда не денутся, — говорю я, внезапно раздражаясь. — Если они не сочли нужным сообщить мне об этом, то, что же ещё они собираются скрывать?
Но Ви не останавливается. Она продолжает говорить, даже когда камердинер приближается к машине:
— Или, может быть, ты ожидала, что это будет не более чем безумная, дикая интрижка, что-то вроде того, что ты никогда раньше не делала, и всё. А теперь всё круто изменилось. Это нечто большее, и теперь последствия начинают быть реальными. Ваши чувства начинают быть реальными, и теперь ты боишься того, к чему всё это идёт.
Я молчу с минуту, пока камердинер стоит за дверью Ви. Я смотрю, как парочки поднимаются по лестнице к входу в здание, одетые в смокинги и платья.
— Когда, чёрт возьми, ты стала такой проницательной в отношениях, Опра?
Ви усмехается.
— Просто потому, что я сама не получаю удовольствия от серьёзных отношений не значит, что я не вижу, что необходимо для того, чтобы иметь их.
— Может быть, тебе просто нужно больше одного парня, — говорю я ей.
Она замирает, положив руку на дверную ручку.
— Милая, если ты найдёшь мне трёх горячих футболистов, я устрою настоящий скандал. Тройняшки были бы предпочтительнее.
Я корчу гримасу.
— Ви, то есть… как бы тебе вообще удалось… — я поднимаю руку. — Нет, я не хочу этого знать.
Она улыбается, когда мы выходим из машины.
— Вижу, ты только что поняла, как бы я справилась.
— Мне нужно промыть мозги, чтобы избавиться от этого образа.
Ви ждёт, пока она не окажется рядом со мной и возьмёт меня под руку, чтобы прошептать:
— У меня такое чувство, что теперь в твоём мозгу есть куда более грязные образы, благодаря некоторым людям, которые останутся безымянными.