— Ты будешь более чем сожалеть, понимаешь? — орёт мать. — Ты не хочешь думать о карьере своего отца? Хорошо. Не хочешь задуматься обо всём хорошем, что ему ещё предстоит сделать в течение следующих четырёх лет? Ладно. Не хочешь думать о том, что ты полностью разрушила свою жизнь навсегда, что тебя будут помнить, как «ту девушку» всю оставшуюся жизнь? Прекрасно. Но ты будешь вдвойне сожалеть, когда твои любовники потеряют свои контракты, всё, ради чего они работали, из-за твоей неспособности держать ноги сомкнутыми!
— Ты что, угрожаешь мне? — в ужасе спрашиваю я. Моя собственная мать?
— Позволь мне быть предельно ясной. У нас есть посредники, которые кое-чем занимаются в этот самый момент — исправляют всё то, что относится к этой неудачной интрижке. Сейчас уже ничего нельзя сделать, чтобы предотвратить распространение твоего голоса повсюду — были мобильные загрузки тебя, записанные на телефоны во время сбора средств в течение нескольких секунд после того, как это произошло. Но есть то, что может сильно повлиять на твоих бойфрендов, если они будут раскрыты.
— Не слушай, Грейс, — перебивает её Ви.
— Заткнись, — огрызается мама. — Твои соседи, твои коллеги, твой персонал в лагере — везде, где эти люди могли быть замечены вместе с тобой — все опрашиваются, пока мы говорим. Чтобы сохранить их молчание, даются взятки, делаются одолжения. Подписываются соглашения о неразглашении информации. Всё делается для того, чтобы, по крайней мере, твои бойфренды оставались анонимными. И если ты хочешь, чтобы они оставались таковыми, ты будешь делать именно то, что я скажу.
— Их молчание… они не захотят этого… — начинаю я, но мой голос затихает, когда я думаю о контракте, который Ной собирается подписать — о контракте, который только что подписал Эйден. Там ведь есть пункты о морали, не так ли? Требования к поведению. Ной и Эйден сказали, что они должны встать на путь истинный.
Если бы они не смогли играть в футбол…
Если бы моя семья — если бы было связано со мной — стала причиной того, что они не смогут играть в футбол до конца своих дней, они возненавидят меня навечно. Я бы у них всё отняла.
Я не могу быть причиной их полного уничтожения. И не буду.
Поэтому я заключаю сделку с Дьяволом.
44
Эйден
Прошло уже тридцать три дня после того случая.
Прошло уже тридцать дней с тех пор, как нас подобрали на внедорожнике без опознавательных знаков за пределами тренировочного лагеря (потому что посреди всего этого дерьма начались сборы) вооружённые агенты в костюмах и вывезли из города на посадочную полосу, где нас встретила Первая Леди и велела нам отступить.
— Моя дочь была уничтожена в средствах массовой информации, — холодно говорит она. — Она была разорвана на части. Последний срок пребывания моего мужа на этом посту и его предвыборная кампания теперь омрачены этим отвратительным инцидентом.
— Где Грейс? — требовательно спрашиваю я. Мне наплевать на предвыборную кампанию президента или на его грёбанный последний срок пребывания на этом посту.
— Грейс ложится на реабилитацию, — отвечает нам Первая Леди. — Об этом будет объявлено завтра. Эта маленькая интрижка, которую она имела с вами двумя, будет списана на побочный эффект нервного срыва, вызванного стрессом из-за работы над кампанией её отца и управлением фондом.
— Что, ты её похищаешь? — усмехается Ной. — Это просто смешно.
Первая Леди удивлённо поднимает брови.
— А, понятно. Вы думаете, что её удерживают против её воли? Как странно. Я полагала, что вы оба были немного более догадливыми.
— Она бы ни за что не легла на реабилитацию, — говорю я.
Она прищуривает глаза.
— Неужели вы действительно думали, что дочь Президента Соединённых Штатов собирается продолжать роман с двумя спортсменами? — Женщина практически выплёвывает это слово. — Вы же не думали, что это долго продлится, не так ли? Конечно, вы двое не настолько наивны. Она никогда бы не выбрала вас вместо своей семьи — вы ведь понимаете это, не так ли? Первая Дочь не собиралась выбирать даже одного из вас из-за своего имиджа, своей семьи, своей карьеры и своей страны. Она определённо не собиралась выбирать вас обоих.