— Ты получил… понимаешь? Фотографии?
— Их больше нет. Стёрты.
Её брови поднимаются.
— Ты достал их?
— Фотографии нигде не всплывут. — Я умалчиваю о том, сколько я согласился заплатить парню, чтобы удалить эти фотографии. Я задумывался о том, чтобы оставить одну, чтобы показать Эйдену, и, возможно, распечатать и поставить в рамку, потому что он никогда не поверит, что такое могло произойти, но я этого не сделал. Я удалил их, потому что это дело принципа.
Иногда иметь принципы — настоящая помеха.
— Фотограф… жив? — спрашивает она.
— Нет, я убил его и оставил его тело посреди улицы с табличкой, которая гласит: «Вот что происходит, когда вы фотографируете дочь Президента».
Она прищуривается.
— Нет необходимости в сарказме. Ты… большой и футболист. Это не совсем необоснованный вопрос.
Я сдерживаю смех.
— Потому что я футболист, ты думаешь, что я бы размазал по асфальту какого-то репортёра из-за нескольких фотографий?
— Разве это не то, что ты делаешь для игры? — спрашивает она. Сначала мне кажется, что девушка шутит, но она смотрит на меня в полном недоумении. Меня раздражает то, как она задаёт этот вопрос, словно я какой-то наёмный головорез.
— Я играю в футбол. Я не ломаю людям ноги, чтобы заработать на жизнь.
Она пожимает плечами. Её щеки снова розовые, смущение окрашивает лицо.
— Я вообще-то не смотрю игру.
— Конечно, ты этого не делаешь.
— Что это значит? — спрашивает она жёстким голосом, очевидно, сердясь на моё заявление.
— Такие девушки, как ты, не смотрят футбол.
— Такие девушки, как я? — она выпрямилась, становясь ближе ко мне, положив руку на бедро.
— Ты не из тех девушек, которые пьют пиво и смотрят футбол. Дай угадаю. У тебя есть абонемент в оперу?
— Ты ничего обо мне не знаешь.
— Я знаю, что твои сиськи не фальшивые.
Её лицо вспыхивает.
— Ты настоящая свинья.
Думаю, может быть, я и свинья, потому что спустя несколько часов после прикосновения к этой девушке, всё ещё ощущаю её кожу под своими руками, такую гладкую, нежную и шелковистую. Теперь я хочу большего. На самом деле, я никогда не хотел сорвать платье с женщины так сильно, как я хочу уничтожить эту шёлковую маленькую красную составляющую, которую носит Грейс.
— Зачем ты на самом деле привела меня сюда? — спрашиваю я, подойдя к ней ближе. Я не должен приближаться к такой девушке. Я должен отступить, отойти к чертям от неё. Я практически ожидаю, что она оттолкнёт меня — или, чёрт возьми, вызовет свою службу безопасности — но она этого не делает. Она не двигается ни на дюйм.
— Чтобы спросить тебя о фотографиях, — отвечает она, её челюсть сжата, но голос дрожит.
— Чтобы спросить меня о фотографиях, — повторяю я. — О тех, где мои руки на твоей груди.
Она тяжело сглатывает.
— Верно.
Я не могу остановить себя от того, что делаю дальше, хотя это последнее, что я должен делать. Я прикасаюсь кончиками пальцев к её руке, проводя ими по нежной коже, пока не добираюсь до плеча. Девушка не вздрагивает, не отстраняется, пока я прикасаюсь к ней. Вместо этого, она издаёт какой-то скулящий звук.
О, чёрт.
Этот звук делает меня твёрдым, как камень. Мой член сразу же выделяется под смокингом, и я подношу руку к её затылку, натягивая волосы, когда поворачиваю её лицо к себе. Я практически обрушиваю свои губы на её, когда раздаётся стук в дверь.
Блядь. Мне кажется, я простонал это слово вслух.
— Мэм, Президент и…
Агент секретной службы едва заканчивает то, что говорит, прежде чем женщина пробирается внутрь.
— Грейс, твои мама и папа…
Грейс отскакивает от меня, как будто была шокирована напряжением, громко прочищая горло.
— Ви — это Ной Эшби. Ной Эшби — это Ви Скотт.
— О, — произносит Ви, улыбаясь, глядя между нами. Она не пытается скрыть это, когда проверяет меня, её руки скрещены на груди, пока глаза скользят вниз по моему телу. Когда её взгляд достигает моих штанов, оттопыренных из-за моей очевидной эрекции, она поднимает брови и улыбается. – О-о-о-о.
— Ви, всё не так, как выглядит… — начинает Грейс.
— О, пожалуйста. Я надеюсь, что это именно то, на что и похоже, — говорит Ви, закатывая глаза. — Ты — Сисько-Парень. Хорошо сработано. Она не добиралась до второй базы долгое время. Она практически монахиня.
— Ви! — восклицает Грейс.
— О, да, ещё одна вещь. Твои родители идут прямо за мной, Грейс.