Я поднялся в расположение роты, мы ещё о чём-то поговорили. Не помню о чём.
Потом пришла рота, и каптёрщик не замедлил построить её в коридоре. Офицеров и прапорщиков не было, все ушли обедать. Они и потом редко появлялись. Каптёрщик представил меня роте, и я бочком-бочком занял отведённое мне место в строю. Я хотел, чтобы обо мне тут же все забыли, хотел, чтобы поскорее начались обычные армейские будни. В общем, так оно и произошло. Размадзе произнес ещё небольшую речь минут на двадцать о пользе и необходимости дисциплины и порядка. Он вдохновенно говорил, пока его не остановили парни его призыва, которым надоело стоять в коридоре и слушать чушь. «Биджо, да ну его на х..!» Тогда рота была отпущена готовиться к обеду.
В тот же день на гарнизонном свинарнике случился пожар, и мы его доблестно потушили, в нашем подразделении был пожарный расчёт. Это позволило мне очень быстро познакомиться с ребятами. Совместная слаженная работа, некий героизм на горящей крыше и т. д. Стало ясно, кто есть кто. К концу пожара начался сильнейший ливень, он помог нам добить остатки пламени. Но мы промокли насквозь и были чернее негров. Так что когда поздно вечером мы пришли в казарму, каптёрщику наш внешний вид очень не понравился. Он долго орал и раздавал подзатыльники моим сослуживцам. Меня тщательно обходил стороной. Потом велел идти всем стираться и мыться. И когда уже все постирались, развесили хэбэшки сушиться и легли, надеясь поспать, Размадзе пришёл в расположение роты, уселся на табуретку и долго ещё читал нам мораль. Люди вынуждены были сидеть, слушать и не спать. Каптёрщик внушал нам, какие мы плохие, какие никудышные, но есть среди нас один нормальный пацан, самый офигительный, и знаете, кто это?.. Все как-то сжались. Если честно, никому не хотелось оказаться самым офигительным пацаном по версии Мамуки Размадзе. Этим пацаном оказался, как ни странно, только сегодня приехавший я. И мне сразу пришла в голову невесёлая мысль о том, что служить здесь будет трудно.
Но ничего, это происшествие осталось почти без последствий, и другие пацаны, менее офигительные, его даже не вспоминали. Я надеялся, что со временем каптёрщик перестанет выделять меня из общей солдатской массы, забудет, но он не забывал. Его стараниями я почти полгода не ходил в наряды по роте. Не знаю, почему. Ему ничего не надо было от меня, мне — от него.
Однажды он сказал мне, что может познакомить меня с польскими писателями. Это меня удивило, потому что Размадзе вообще трудно было заподозрить в любви к литературе. «С живыми?» — уточнил я. Мне показалось, что он говорит просто о книгах, потому что где бы он взял здесь, в гарнизоне, настоящих польских писателей, когда и за ворота-то выйти нельзя. «Конечно!» — сказал Мамука с шикарной небрежностью, словно кинул сто рублей на барабан в ресторане. И я ему поверил. Удивительно, я никому никогда в армии не говорил, что сам пописываю рассказики и всё, связанное с литературой, меня интересует. Да, я читал книги в свободное время, но ведь их читали многие. Так что не знаю, как он об этом догадался, бешеный биджо. «Ладно, давай», — сказал я.
Разумеется, ни с какими писателями он меня не познакомил, вскоре уволился и уехал к себе домой при полном параде и с полными сумками разного дембельского барахла. Рота вздохнула облегчённо. На место каптёрщика назначили азербайджанца моего призыва. Он был ростом ещё меньше грузина, и я не помню ни его имени, ни фамилии.
Ах да, а когда я уезжал из Союза, из учебки, когда собирался лететь служить в СГВ, в далекую недружелюбную Польшу с её «Солидарностью», то наш сержант Вартан Петросов, старик, которому было лет двадцать пять и который учился в институте, сказал мне:
— Смотрю я на тебя и не понимаю…
— А что? — спросил я.
— Что ты за человек. Глаза у тебя, как… у марсианина. Не от мира сего.
Не знаю, где сержант Вартан Петросов раньше встречал марсиан. Может, и встречал. Может, и каптёрщик Мамука Раз-мадзе тоже где-то видел живых польских писателей. В мире происходит много странных событий, которые мы просто неспособны дешифровать — или дешифруем ошибочно.
Но вот эта ерунда мне почему-то запомнилась (а ведь уж больше двадцати лет прошло), и я даже немного горжусь тем, что в своё время был самым офигительным пацаном с глазами марсианина…